Моя жизнь. Южный полюс - Руаль Амундсен

И еще одна причина для визита: нам хотелось развлечься. Оставалось только побыстрей туда добраться; в этом нам отлично помогал западный ветер. Он почти все время был свежим, не достигая, однако, штормовой силы. Мы проходили в сутки около 150 миль, а однажды прошли даже 174 мили. Это была высшая суточная скорость за все наше плавание, притом совсем не плохая для такого судна, как тяжело нагруженный «Фрам» при его неполной оснастке.

Под вечер 28 ноября мы увидели землю. Попросту говоря, голую скалу, судя по координатам – остров Блей-Кэп, лежащий в нескольких милях от Кергелена. Но была плохая видимость, и, не зная этих вод, мы предпочли на ночь лечь в дрейф.

Рано утром прояснилось, можно было уверенно ориентироваться, и мы взяли курс на Ройял-Саунд, где надеялись найти китобойную базу. Свежий утренний ветерок придал нам неплохую скорость, однако в ту самую минуту, когда нам осталось обогнуть последний мыс, ветер снова усилился. Пустынный, негостеприимный берег скрылся в дожде и тумане, перед нами стоял выбор: либо снова ждать невесть сколько, либо продолжать путь. Мы без особого колебания выбрали последнее. Конечно, заманчиво встретиться с другими людьми, тем более с соотечественниками, но еще заманчивее было как можно быстрее одолеть остававшиеся до Ледяного барьера 4 тысячи миль. Наш выбор себя оправдал. Декабрь принес с собой еще более крепкий ветер, чем ноябрь, и к середине месяца мы уже прошли половину расстояния от острова Кергелен до нашей цели. Собакам для подкрепления сил время от времени давали обильные порции масла. Результат был превосходный. Сами мы чувствовали себя хорошо и были в отличной форме, настроение все поднималось по мере того, как сокращался оставшийся путь.

Прекрасным состоянием здоровья в плавании члены экспедиции во многом были обязаны превосходному провианту. На пути от Норвегии до Мадейры наш стол украшала свинина, ведь мы везли с собой поросят; потом пришлось перейти на более скромное меню и налечь на консервы. Впрочем, это оказалось не так уж страшно, потому что консервы были лучшего качества. В обеих кают-компаниях пища для всех была одинаковая.

В 8 утра – завтрак: оладьи с вареньем или мармеладом, сыр, свежий хлеб, кофе или какао. Обед обыкновенно состоял из одного горячего блюда и десерта. Как уже говорилось, мы по большей части обходились без супа, потому что берегли воду. Супом кок потчевал нас только по воскресеньям. На десерт обычно ели калифорнийские фрукты. Вообще мы старались делать упор на фрукты, овощи и варенье. Это лучшая профилактика от болезней. За обедом всегда пили соки и воду. По средам и субботам полагалась рюмка водки. Я знал по собственному опыту, как хорошо выпить чашку кофе, когда тебя ночью поднимают на вахту. Глоток горячего кофе живо преображает самого сонного и брюзгливого человека. На «Фраме» ночная вахта всегда была обеспечена кофе.

К Рождеству мы вдоль 56° южной широты почти достигли 150-го меридиана. Оставалось немногим больше 900 миль до тех мест, где можно было ожидать встречи с паковым льдом. Работяга западный ветер, который много недель так прилежно нас подгонял вперед, развеяв все тревоги по поводу возможного опоздания, исчез. И пришлось нам опять несколько дней воевать со штилем и встречным ветром. 23 декабря – дождь, крепкий зюйд-вест; не очень-то многообещающее начало праздников. Чтобы устроить небольшой пир, нам нужна была хорошая погода, иначе качка все испортит. Конечно, с нами ничего не случится, если в сочельник придется сражаться со штормом, брать рифы и так далее. Нам не впервой. И все-таки немного хорошего, праздничного настроения никому не повредит. А то все сплошь одни будни. Как я уже сказал, 23 декабря не сулило еще никакой радости. О приближении Рождества говорило только то, что Линдстрём, несмотря на качку, принялся готовить коржики. Мы предложили ему, чтобы он сразу раздал всем, сколько положено, ведь известно, что коржики вкуснее всего, когда их только что извлекли из смальца, но Линдстрём не хотел и слушать и припрятал до поры всю свою продукцию. Пришлось нам довольствоваться одним запахом.

А в сочельник утром погода была такая тихая и ясная, какой мы давно не видели. Судно шло ровно, никакой качки. Ничто не мешало нам в меру наших возможностей готовиться к встрече праздника. И вот уже в полном разгаре рождественские хлопоты. Носовая кают-компания была прибрана и вымыта, латунь и лак блестели наперебой. Рённе украсил рубку сигнальными флагами, над входом в кают-компанию висел транспарант с традиционным пожеланием: «Счастливого Рождества!» Лейтенант Нильсен обнаружил недюжинный дар декоратора. В моей каюте, на подвешенной под потолком доске, поставили граммофон. Было задумано выступление трио в составе пианино, скрипки и мандолины, но его пришлось отменить, так как пианино было расстроено.

Один за другим входили члены нашего маленького коллектива, чистые, принаряженные, иного не сразу и узнаешь. В самом деле, бороды исчезли, кругом сверкали гладко выбритые подбородки. В 5 часов машину остановили, и все собрались в носовой кают-компании; на палубе остался только один рулевой. В мягком свете разноцветных ламп этот наш уютный уголок выглядел совсем сказочным, и мы сразу прониклись рождественским настроением. Декоратор потрудился на славу, большая заслуга принадлежит и тем, от кого мы получили большинство украшений.

Наконец мы расселись вокруг стола, который ломился под тяжестью шедевров кулинарного искусства Линдстрёма. Улучив минуту, я зашел в каюту и запустил граммофон. Зазвучал рождественский гимн…

И сердца людей отозвались на голос исполнителя. Освещение было слабое, видно плохо, но мне показалось, что на глазах у закаленных судьбой мужчин, собравшихся за столом, поблескивало что-то вроде слез. Не сомневаюсь, что мысли всех летели одним курсом – домой, за тысячи миль, в далекую страну на севере. Мы могли только пожелать нашим соотечественникам, чтобы каждому из них было в этот день так же хорошо, как нам на «Фраме». Правда, мы чувствовали себя великолепно. Легкая грусть быстро уступила место шуткам и веселью. Во время ужина первый штурман исполнил песенку собственного сочинения, имевшую огромный успех. В ней более или менее остро высмеивались грешки и слабости каждого из присутствующих. Куплеты чередовались с короткими комментариями в прозе. Форма и содержание этого опуса вполне достигли своей цели, мы хохотали до упаду.

В кормовой кают-компании на столе стоял кофе, лежал целые горы рождественских коржиков Линдстрёма. В центре красовался огромный миндальный торт.

Пока мы воздавали должное всем этим яствам, Линдстрём прилежно трудился в носовой кают-компании. И когда мы после кофе опять перешли туда, там в полном уборе стояла чудесная небольшая елка. Она была искусственная, но поразительно похожая на настоящую, только что из леса! Тоже подарок из дома.

Затем началась раздача подарков. У нас было множество красивых и забавных вещиц. Мы от души благодарны тем, кто о нас позаботился; это и их заслуга, что Рождество осталось в нашей памяти как один из самых светлых моментов долгого плавания.

В 10 часов вечера елочные свечи догорели, празднику пришел конец. Он был удачным от начала до конца, осталось что вспоминать, когда снова потянулись будни.