О Китае - Генри Киссинджер

Е Цзяньин предложил более старый прецедент из эпохи Троецарствия, когда после падения Ханьской династии империя раскололась на три государства, стремящиеся к господству. Соперничество государств описывалось в эпическом произведении XIV века — романе «Троецарствие», в то время запрещенном в Китае. Е Цзяньин сослался на стратегию, которой придерживался один из центральных персонажей романа как на образец для размышления: «Мы можем свериться с примером главного руководящего принципа Чжугэ Ляна, когда три государства Вэй, Шу и У воевали друг с другом: вступи в союз с У на севере для борьбы с Вэй на западе»[341]. После десятилетий очернения прошлого Китая подвергнутые чистке маршалы пригласили Мао Цзэдуна обратиться к китайским «предкам», чтобы получить высокое вдохновение, стратегически пересмотрев союзнические отношения.

Маршалы продолжили описание потенциальных отношений с Соединенными Штатами и их стратегического преимущества: «Решение советских ревизионистов начать агрессивную войну против Китая в большой степени зависит от отношения империалистов США»[342]. Предложив с интеллектуальной точки зрения довольно смелый, а с политической — довольно рискованный шаг, маршалы рекомендовали возобновить зашедшие в тупик переговоры на уровне послов с Соединенными Штатами. Хотя они сделали реверанс в сторону действующей доктрины, в соответствии с которой обе сверхдержавы рассматривались как угроза миру, их рекомендации оставляли мало сомнений в том, что Советский Союз расценивался как главная опасность. Маршал Чэнь И представил дополнение к точке зрения своих коллег. Он указал, что «если в прошлом Соединенные Штаты отклоняли китайские заходы, то новый президент Ричард Никсон, по-видимому, готов склонить Китай на свою сторону». Он предложил, как он назвал, «дикую идею»[343]: поднять американо-китайский диалог на более высокий уровень — по меньшей мере на министерский или, может быть, выше. Самым революционным стало предложение снять условие относительно урегулирования первым вопроса о возвращении Тайваня:

«Во-первых, когда встречи в Варшаве [переговоры на уровне послов] будут возобновлены, мы можем проявить инициативу и предложить провести китайско-американские переговоры на уровне министров и даже выше, с тем чтобы решить основные и связанные с ними проблемы в китайско-американских отношениях… Во-вторых, китайско-американская встреча на более высоком уровне имеет стратегическое значение. Нам не следует выдвигать никаких предварительных условий… Тайваньская проблема может быть решена постепенно на переговорах более высокого уровня. Более того, мы могли бы обсудить с американцами и другие вопросы стратегического значения»[344].

Давление со стороны Советского Союза предоставляло все больше поводов для этого. Перед лицом возрастающей концентрации советских войск и крупного столкновения на границе в Синьцзяне 28 августа ЦК КПК отдал приказ о мобилизации всех китайских военных подразделений вдоль всех китайских границ. Возобновление контактов с Соединенными Штатами стало стратегической необходимостью.

Когда Ричард Никсон принес клятву при вступлении в должность президента, проблемы Китая предоставили ему чрезвычайную стратегическую возможность, хотя это еще не было так ясно для его собственной администрации, расколотой из-за Вьетнама. Многие из высокопоставленных политиков, принимавших решение защищать Индокитай от того, что являлось, как они полагали, совместным нападением со стороны Москвы и Пекина, стали переоценивать свои позиции. Значительные круги власть имущих — достаточно значительные, чтобы осложнять действующую политику, — пришли к мнению, что вьетнамскую войну не только нельзя выиграть, но и что она в своей сути отражала моральное поражение американской политической системы.

Никсон не думал, что можно закончить войну, на которую его предшественники через полмира отправили полмиллиона американских солдат, выйдя из нее без каких бы то ни было условий, как того требовали многие из его критиков. Он серьезно относился к обязательствам своих предшественников от обеих партий, чьи решения сейчас ставили его перед сложным выбором. Никсон знал: как бы мучительна ни была вовлеченность Соединенных Штатов во Вьетнаме, США оставались сильнейшей страной в союзе с другими странами против коммунистической агрессии во всем мире. Репутация Америки — превыше всего. И поэтому администрация Никсона, где я работал в качестве советника по вопросам национальной безопасности, а затем и государственного секретаря, искала пути поэтапного выхода из Индокитая, стремясь дать народам этого региона возможность сформировать свое будущее и сохранить в мире веру в роль Америки.

Критики Никсона сравнивали новый подход с внешней политикой, у которой существует всего одна проблема: фактически безоговорочный выход из вьетнамской войны, полное игнорирование миллионов населения Индокитая, связавших свою жизнь с американским миром, и множества стран, объединивших свои усилия по повелению Америки. Никсон принял твердое решение окончить войну, но точно так же он хотел бы придать Америке динамичную роль в деле перестройки международного порядка, постепенно нарождающегося пласт за пластом. Никсон намеревался освободить американскую политику от колебаний из одной крайности (имеются в виду данные ранее обязательства) в другую (речь идет о выходе из войны) и приземлить ее, поставив за основу национальные интересы, которые должны всегда сохраняться, независимо от смены администраций.

В его планах Китаю отводилась ключевая роль. Лидеры двух стран рассматривали свои общие цели под разными углами перспектив. Мао Цзэдун расценивал сближение как стратегическую необходимость, Никсон — как возможность пересмотреть американский подход к внешней политике и международному руководству. Он стремился использовать выход на контакт с Китаем, желая продемонстрировать американской общественности, что даже в разгар изнурительной войны Соединенные Штаты могли себе позволить претворить в жизнь план, направленный на установление долгосрочного мира. Он и его сторонники старались восстановить контакт с одной пятой населения планеты и перевести их в нормальный режим, а также облегчить боль от неизбежного и далеко не идеального ухода из Юго-Восточной Азии.

Именно здесь сошлись пути сторонника перманентной революции Мао Цзэдуна и пессимистичного стратега Никсона. Никсон любил тщательное планирование, хотя и его временами охватывал страх: а вдруг хорошо подготовленный план пойдет прахом из-за неожиданного поворота судьбы, вмешавшейся в непредвиденное время и непредвиденным образом? Однако он, так или иначе, выполнял свои планы. Мао Цзэдун и Никсон имели общую для них важную характерную черту: желание при формулировании окончательных выводов следовать всепоглощающей логике своих рефлексов и инстинктов. Никсон казался более прагматичным. Одним из часто повторяемых им высказываний было: «Вы тратите столько же сил и времени на не доделанное до конца дело, сколько и на сделанное до конца. Поэтому проще все доделывать до конца». То, что Мао Цзэдун делал с природной жизненной силой, Никсон выполнял с покорным признанием превратностей судьбы. Но, выбрав однажды путь, он следовал ему с такой же решимостью.