О Китае - Генри Киссинджер

То, что Китай и Соединенные Штаты нашли способ встретиться, было исторически неизбежно и стало велением времени. Это все равно случилось бы рано или поздно, независимо от того, кто возглавлял бы руководство в той или другой стране. Но это произошло так решительно и с таким небольшим количеством отступлений благодаря руководству, начавшему процесс. Руководители не могут создавать обстановку, в которой им приходится работать. Их собственный ощутимый вклад состоит в работе в рамках, созданных обстоятельствами. Если они переходят за определенные границы, предоставляемые им теми или иными обстоятельствами, происходит крах; если они не доходят до необходимого уровня, происходит стагнация их политической линии. Если они строят прочно, они могут создать новую форму отношений, способную пережить века, поскольку все стороны будут считать такое положение соответствующим их собственным интересам.

Хотя примирение казалось неизбежным, и Соединенным Штатам, и Китаю не так легко было отыскать свой путь к стратегическому диалогу. Статья Никсона в журнале «Форин афеарз» и подготовленные для Мао Цзэдуна аналитические оценки четырех маршалов привели к сделанным параллельно выводам, но конкретное движение обеих сторон сдерживалось внутренними сложностями, историческим опытом и культурными восприятиями. Общественность с обеих сторон два десятилетия жила с чувствами враждебности и подозрительности в отношении другой стороны, им следовало подготовиться к дипломатической революции.

Для Никсона тактические проблемы выглядели сложнее тех, с которыми имел дело Мао Цзэдун. Если Мао принимал когда-нибудь какое-то решение, он жестко доводил его до конца. А противники помнили о судьбе прежних критиков политики Мао. Никсону же предстояло преодолеть наследие 20 лет американской внешней политики, основывавшейся на утверждении, что Китай использует любую возможность, лишь бы ослабить Соединенные Штаты и выдавить их из Азии. Ко времени его прихода в Белый дом эта точка зрения сцементировалась в застывшую доктрину.

В сложившихся обстоятельствах Никсону приходилось двигаться весьма осторожно из опасений, что дипломатические заходы Китая могут оказаться пропагандой, не имеющей признаков серьезных изменений в подходах Пекина. А такая возможность выглядела вполне вероятной, так как единственным местом контактов американцев с китайцами на протяжении 20 лет были переговоры на уровне послов в Варшаве, причем все проведенные там 136 встреч отличались монотонно стерильным ритмом. Два десятка членов конгресса требовали информации о каждом шаге, новые подходы должны были бы затеряться в процессе обязательного информирования порядка 15 стран, которым сообщали о ходе переговоров в Варшаве, включая Тайвань, все еще признанный большинством из них, особенно Соединенными Штатами, как законное правительство Китая.

Возможность претворить в жизнь генеральный план представилась Никсону после столкновения между советскими и китайскими войсками на острове Чжэньбаодао (или Даманский) на реке Уссури, где Сибирь граничит с Китаем. Столкновение могло бы и не привлечь внимания Белого дома так быстро, если бы советский посол Анатолий Добрынин постоянно не наведывался в мой кабинет, чтобы проинформировать о советской версии произошедших там событий. Совершенно неслыханное дело — в холодный период «холодной войны» Советский Союз ставил нас в известность о таком далеком от обычных тем нашего диалога событии — или о любом другом событии! Мы поняли это так: Советский Союз — вероятный агрессор, и брифинги, когда не прошло еще и года после оккупации Чехословакии, прикрывали более масштабные планы. Наше подозрение подтвердилось исследованием пограничных столкновений, сделанным Алленом Уайттингом из корпорации Рэнд. Уайттинг пришел к следующему выводу: так как инциденты произошли вблизи советских баз снабжения, но далеко от соответствующих китайских баз, первыми скорее всего напали Советы, и следующим их шагом могло бы стать нападение на ядерные объекты Китая. Если китайско-советская война неизбежна, следовало внести коррективы в позицию американского правительства. Будучи советником президента по вопросам национальной безопасности, я дал поручение провести межведомственный анализ.

Выяснилось, что анализ непосредственных причин столкновений был неверным, по крайней мере когда речь шла об инциденте на Чжэньбаодао. Но данный анализ, пусть даже ошибочный, привел к правильному выводу. Недавние исторические исследования показали: инцидент на Чжэньбаодао развязали китайцы, как и утверждал Добрынин; они устроили западню, вследствие чего советский пограничный наряд понес большие потери[345]. Но целью китайцев являлась оборона. Она соответствовала китайской концепции сдерживания, описанной в предыдущей главе. Китайцы запланировали конкретный инцидент, рассчитывая ввергнуть советское руководство в шок и тем самым заставить его прекратить серию столкновений на границе, происходивших, вероятно, по вине Советов и расцениваемых в Пекине как домогательства с советской стороны. Концепция наступательного сдерживания включает стратегию применения превентивного удара не столько для нанесения военного поражения противнику, сколько для того, чтобы нанести ему психологический удар, принудив отказаться от своих планов.

Фактически же китайские действия возымели обратный эффект. Советы усилили давление по всему периметру границы, включая уничтожение китайского батальона на границе в Синьцзяне. В такой атмосфере, начиная с лета 1969 года, Соединенные Штаты и Китай стали обмениваться некими жестами доброй воли. Соединенные Штаты сняли некоторые ограничения на торговлю с Китаем. Чжоу Эньлай освободил двух американских яхтсменов, задержанных после того, как они заблудились в китайских водах.

В течение лета 1969 года сигналы о вероятности войны между Китаем и Советским Союзом нарастали. Советские войска вдоль китайской границы выросли до почти 42 дивизий — более одного миллиона человек. Советские официальные лица среднего уровня начали выяснять у своих знакомых соответствующего уровня по всему миру, как их правительства отнеслись бы, случись такое, к превентивному удару по китайским ядерным объектам.

Развитие событий заставило правительство Соединенных Штатов ускорить рассмотрение вероятности крупномасштабного советского нападения на Китай. Сам по себе запрос вступил в противоречие с опытом тех, кто проводил внешнюю политику «холодной войны». Для целого поколения Китай выглядел как более воинственный из двух коммунистических гигантов. Вопрос о том, что США могут встать на чью-то сторону, никогда не рассматривался; тот факт, что китайских политиков заставили исследовать вероятные подходы Америки, показал степень, до какой длительная изоляция притупила их понимание процесса принятия решений в США.

Но Никсон преисполнился решимости определить политическую линию с учетом геополитических факторов, и в этом смысле любое фундаментальное изменение в балансе сил должно было вызвать по крайней мере американскую реакцию, а в случае значительного изменения и изменение политики. Даже если бы мы решили остаться в стороне, это должно было быть сознательным решением, а не решением по умолчанию. На заседании Совета национальной безопасности в августе 1969 года Никсон выбрал для себя линию поведения, если вообще не определил всю политику. Он выдвинул на то время шокирующий тезис о том, что при существующих обстоятельствах Советский Союз следует считать более опасной стороной, и не в американских интересах, если Китай «размажут» в китайско-советской войне[346]. Что это значило в практическом смысле, тогда не обсуждалось. Для любого человека, знавшего образ мышления Никсона, было понятно, что имеется в виду: по вопросу о Китае геополитика превыше всех других рассуждений. Проводя такую политику, я издал директиву о том, что в случае конфликта между Советским Союзом и Китаем Соединенные Штаты займут позицию нейтралитета, но в рамках нейтралитета будут по возможности во все большей степени склоняться в сторону Китая[347].