Американская ржавчина - Филипп Майер

Дома не лучше. Погода хмурилась весь день, в доме холод. Ну и хорошо, залезем под одеяло. Вообще-то пятнадцатого апреля не должно быть такого мороза. Надо разобраться с налогами. Начала на прошлой неделе, да так и не закончила, потому что случилась вся эта история. Но все же как она могла забыть? Подошла к столу, выдвинула ящик, принялась перебирать бланки – нет, бесполезно. Голова не работает. Налоги – самая мелкая из проблем.

Билли справится, он крепкий парень. Ну да, он бугай, но она-то думала о нем всегда иначе, конечно сравнивала с другими, но все равно смотрела на него материнскими глазами. Потом почему-то вспомнила отца, не общалась с ним уже восемнадцать лет, хотя тот продолжал звонить на каждые Рождество и Пасху. Он бросил мать двадцать лет назад. Мама была человеком не слишком-то гибким, плохо приспосабливалась к новым обстоятельствам, не могла смириться с тем, что происходит с Долиной, что ее дочь и зять живут в конуре, никто ничего не зарабатывает, город по вечерам вымирает, автомобили разваливаются, а опустевшие дома с прежде аккуратными газонами зарастают кустарником.

Она изменилась, постоянно наезжала на всех, а в 1987-м все закончилось: отец за обедом торжественно объявил, что уходит, что его все это достало. Сначала Грейс его не винила, а потом обозлилась, а потом простила и после опять принялась упрекать. Но все же это был в некотором роде отважный поступок. Дети выросли, матери он оставил кучу денег. Невозможно представить, как с ее матерью можно быть счастливым. Отец переехал в Восточный Техас, и Грейс не отвечала на его звонки. Он продолжал звонить на Пасху и Рождество, но она не брала трубку. И сейчас она ощущала все это тяжким грузом на собственной шее. Почти все ее детские воспоминания так или иначе связаны с отцом, а он взял и спас только себя. Но при этом сломал жизнь Грейс, поскольку бремя присмотра за матерью досталось ей. Наверное, это и есть подлинная причина ее нежелания отвечать на телефонные звонки. Эгоистка. Вот сейчас, когда тебе тоже нужны люди рядом, ты поймешь.

У тебя есть Бад, напомнила она себе. Не возлагай слишком больших надежд, но что-нибудь обязательно получится. Она не останется одна, у нее есть человек, который будет ее любить, а она сможет полюбить его. Приподнятое настроение, не оставлявшее ее накануне вечером и сегодня утром, когда они проснулись вместе и опять занимались любовью, растаяло, снова сменившись тревогой за Билли.

У нее есть брат, которому можно позвонить. Рой – неплохой по-своему человек, но отмотал срок в Альбионе, поэтому она не хотела, чтобы он появлялся у них; обаятельный парень, чем-то похож на Верджила и потому дурной пример для Билли; всю жизнь ее окружали мужчины по-своему симпатичные. Роя схватили, когда он выходил из леса с охапкой только созревшей конопли, сказал, трава не его, мол, сделал одолжение приятелю. Некоторое время его телефон прослушивали. Сейчас живет в Хьюстоне, говорит, больше никаких проблем с законом, работает шофером в транспортной компании, живет с какой-то женщиной, старше его, которая помогла ему взяться за ум. Верджил никогда не любил ее брата, а брат не любил Верджила, уж слишком они были похожи. Каждый считал, что другой ее не достоин. Но на деле один другого стоил, снаружи одно, а внутри – совсем иной человек. Все деньги Верджил спускает на выпивку и девок, брюхатит их, а потом – о чудно, вдруг вспоминает, что у него есть жена, у которой есть дом, где можно перекантоваться, жена, которая будет его обслуживать. Ну хоть его она наконец-то смогла выставить. Вот, можно гордиться.

Не хотелось сидеть дома. Она набросила пальто и вышла на задний двор. Холмы, амбар вдалеке, все такое зеленое вокруг, прохладно и сухо, не то что летом, когда дышать нечем. Будь у Бада Харриса сын, уж он не загремел бы в тюрьму. Вот кому надо было стать отцом Билли. Да он и заботился о Билли больше, чем Верджил. Ничего тебе не должен, но вот помогает же. Любопытно, почему она всегда принимала его заботы как само собой разумеющееся. Верджил не пропускал ни одной юбки, все бабы вокруг напропалую вертели перед ним хвостом, а ты вечно держалась настороже, придавленная и униженная страхом потерять его. Целых пятнадцать лет. Забавно, как долго ты не осознавала эту простую истину.

И вот теперь Билли за решеткой, а Верджил. да кто знает, где этот Верджил. Да, сын Бада Харриса не угодил бы в тюрьму. Ни за что. Говорят, Харрису доводилось убивать людей, но она не особо тому верила, а если честно, не сомневалась, что вранье это. Болтали даже, будто он наркоман. Будто Харрис прикончил кого-то давно, потому он теперь такой образцовый полицейский, но достаточно посмотреть на него – и сразу ясно, что правда, а что нет. Но даже если и так? С чего вдруг она об этом задумалась? Какая ей разница, убил Харрис кого-то там или нет?

Озябнув, Грейс вернулась в дом, уселась перед телевизором. Пощелкала пультом, ничего стоящего, надо бы добавить каналов, да. Не забыть. Не помогает – в голове упрямо вертится все та же мысль. Сначала показалась бредовой, потом – почему бы и нет, а теперь она вполне уверена. Бад Харрис запросто может убить человека, если решит, что иного выхода нет. Он же воевал во Вьетнаме.

Надо бы проветриться, решила она. Харрис сказал, что сегодня не придет, что им следует попридержать коней. Нужно быть оптимисткой. Все только начинается, как сказал Харрис. Неизвестно, что дальше. И в глубине души она и была оптимисткой. В глубине души она верила, что все и вправду закончится хорошо. Сегодня вечер пятницы, ровно неделя с того дня, как Билли явился домой замерзшим до полусмерти, с раной на шее. Можно сходить в “Рего” поужинать. Она позвонила Рэю и Розалин Паркер, но они не ответили, поэтому пришлось набрать номер Данни Уэлш, но и та почему-то не отвечала. Грейс оставила сообщение для обоих – встречаемся в “Рего”. Не уверена, что ей стоит появляться на публике. Но больше заняться нечем.

Народу было битком. Она увидела свободный табурет в конце барной стойки и направилась прямиком туда. Люди обращали на нее внимание, оборачивались, коротко, но она заметила.

Подкатила Бесси Шитц, барменша:

– Пивка и рюмашку, не иначе.

– Только рюмашку.

– Ну ты как, держишься? – участливо спросила Бесси, наливая выпивку.

– Я в норме.

– Помни, что вокруг друзья, ладно? – Бесси подтолкнула Грейс рюмку и навалилась на стойку. – Думаю, ты не в курсе, но я потеряла сына. И, знаешь, только о нем и думаю.

– Сколько ему было?

– Сорок шесть.

– Молодой еще.

– Так быстро все случилось. Вроде целый год, а все равно как обухом по голове – бах бах бум. Ну да, он курил с двенадцати лет, и воевал, и все такое, но ни хрена не легче.

– Сейчас воевал?

– Нет, раньше еще, в девяносто первом.

– Сочувствую, – вздохнула Грейс.

– Колесо жизни, так я себе говорю.

– Мэм, мы вообще-то тоже не прочь поболтать, – весело окликнул мужчина с противоположного конца стойки. И подмигнул Грейс.

– От вас чаевых не дождешься, – парировала Бесси. – Вот познакомится она с вами поближе и тоже начнет скупердяйничать. Ага, ага, вы спустили целых пять долларов. Доллар в час.