Белый Шанхай - Эльвира Барякина

– Видите, каких вершин мы достигли! – повторял отец Николя. – Все стараниями бедных сирот. Их работы находят большой спрос в Европе, и мы часто устраиваем благотворительные распродажи. Но чтобы вырастить настоящего мастера, нужны колоссальные затраты, и если бы не пожертвования…

Проклятый иезуит хотел денег, но, когда Нина протянула ему пять долларов, он посмотрел на нее так, будто она оскорбила святую Католическую церковь.

– Послушайте, – сказала Нина, – я могу предоставить работу одному из учеников-сирот, и, если вы поможете отыскать нужного человека, я обещаю дать деньги на ваше святое дело, но после того, как разбогатею.

В ответ отец Николя рассказал притчу о купце, который накопил земные богатства и не запасся духовными сокровищами.

– В дом этого господина ворвались разбойники, убили его и, разграбив амбары, сожгли то, что осталось, – кротко вздохнул он.

Вернувшись, Нина нажаловалась Климу на отца Николя. Тот расхохотался:

– Католическая церковь – самая прибыльная фирма в мире. Святые отцы приехали сюда в надежде продать местным жителям спасение души. Но паства ходила к ним большей частью за благотворительным рисом, и монахи стали продавать спасение китайцев европейским и американским христианам.

Клим объяснил, что пожертвования собираются в церквях по всему миру. В бесчисленных религиозных журналах публикуются призывы: «Один франк способен изменить судьбу туземца, пропадающего в невежестве», и добрые христиане верят. Цена сходная – отчего не попробовать?

– Все игровые автоматы в барах и ресторанах Шанхая принадлежат миссии Общества Святого Франциска Сальского, – сказал Клим. – Основная цель общества – воспитание молодежи и помощь сиротам. Августинцы делают фальшивые духи; в других миссиях «перерабатывают» суммы, присланные Муссолини на пропаганду итальянского языка и католицизма: их вкладывают в недвижимость, благо цены в Шанхае постоянно растут. Так что святые отцы занимаются всем на свете – от театральной рекламы до колбасных кишок…

Клим достал из книжного шкапа справочник «Сто лет на службе Господу в Китае», подаренный Нине кем-то из знакомых.

– Вот, полюбуйся: за истекшее столетие в стране побывали восемь тысяч миссионеров. В результате христианами стали восемьсот тысяч человек. Получается, что каждый миссионер обращал в христианство одного китайца в год. Между тем только Америка ежегодно тратит на миссии двадцать миллионов долларов. Две с половиной тысячи за одну спасенную душу – не дороговато ли?

Нина напряженно думала. Ей потребуется не один художник, а несколько, иначе у нее будут слишком маленькие объемы. Если дело пойдет, большие издательства тут же украдут у нее идею и наводнят город своими календарями. И еще ей потребуется типография с самым современным оборудованием – как раз такая, как у иезуитов. Нина внимательно просмотрела картинки с изображением Девы Марии и Иисуса, которые продавались в музее. Качество было отменное.

Миссия занималась продажей работ учеников – значит, связи с любителями искусства у иезуитов имелись. И кажется, святые отцы не были особо щепетильны в выборе источников дохода.

Нина поднялась:

– Клим, мне надо тебе кое-что показать. Поехали со мной.

Они вошли в лавку мебельщика, поднялись на второй этаж в загроможденную нераспроданными шкапами комнату. Нина велела хозяину не путаться под ногами и, дождавшись его ухода, открыла чулан. Клим с любопытством смотрел на пыльные серые коробки:

– Что это?

– Наше будущее.

Клим не особо разбирался в азиатском искусстве, но он сразу понял, что содержимое чулана стоит больших денег. Листая альбом с рисунками, он то и дело хмыкал:

– Ничего себе… – На лице его было написано полное изумление. – Откуда у тебя это?

– Олман подарил. Один клиент всучил ему эту коллекцию в качестве гонорара, и Тони совершенно не знал, что с ней делать. Как думаешь, можно продать иезуитам такие вещи? Вернее, пожертвовать. А в ответ я хочу, чтобы они помогли мне наладить дело с календарями.

Клим не смог сдержать улыбки.

– Что? – забеспокоилась Нина.

– Я представил, как ты будешь предлагать святым отцам заведомую порнографию.

Она сникла:

– Сама не знаю. У меня в жизни отваги не хватит. Отец Николя запросто может сдать меня полиции, и тогда все конфискуют.

Клим положил альбом на стол и приблизился к Нине:

– Я съезжу в Сиккавэй и переговорю с иезуитами.

Она посмотрела на него:

– Правда? – И, не удержавшись, поцеловала в губы.

Клим шел по улице – разбитый счастьем и усталостью. В голове крутилось только что пережитое: тесная комната, резное пятно света на полу на столе – раскрытый посередине альбом с гравюрами. В окно залетела бабочка и села на край страницы. Клим с Ниной были неаккуратны и спугнули ее.

Под платьем у Нины – алая сорочка: что-то яркое, неожиданное. Впрочем, все было таким: ее внезапная страстность, отчаянность – «Плевать на хозяина!» – и тихое, едва слышно сказанное Климу в плечо «Люблю тебя».

Спускался вечер, мимо пронесся пустой трамвай, залитый электрическим светом. Из буддийского храма слышались низкие голоса и размеренный бой барабана.

– О, кого я вижу! – окликнули Клима по-испански.

Он обернулся. Дон Фернандо высунулся из окна притормозившего автомобиля. Он был пьян и весел.

– Поди-ка, любезный, вон, – сказал он молодому китайцу, сидевшему рядом с ним. – Я встретил дорогого друга и хочу провести с ним время. Поехали!

– Куда? – не понял Клим.

– Увидишь.

Дон Фернандо выскочил на тротуар и чуть не силой усадил Клима в авто.

– Видал такую штуку? – спросил он и вытащил из кармана розовый тюбик. – Это зубной крем «Колгейт»! Выходит наружу в виде плоской ленты, имеет приятный мятный вкус.

Клим восхитился зубным кремом.

– А «Летучий голландец» как? Закрыли?

Дон Фернандо расхохотался:

– Кто меня закроет, родной мой? Я же деньги даю отцам города – на молоко их детям! Все работает, новое помещение – лучше прежнего.

Автомобиль остановился у китайского театра. Дон Фернандо надвинул шляпу на лоб.

– Ты понимаешь по-шанхайски, да? Будешь сидеть рядом и слушать, что говорит Рябой. Хорошо, что я тебя встретил, а то китайские переводчики покрывают своих: никогда правды от них не дождешься.

– Кто такой Рябой?