Русалка и миссис Хэнкок - Имоджен Гермес Гауэр

– Просто в голове не укладывается! – Миссис Фрост неодобрительно цокает языком. – Ты решительно не знаешь, что для тебя хорошо, а что плохо.

– Я знаю, что умру от тоски зеленой, если все и дальше будет продолжаться в подобном духе, – шипит Анжелика. Снова высунувшись из окна, она кричит: – Я не совсем готова принимать гостей сейчас. Но если вы вернетесь через двадцать минут, я буду вполне расположена к общению. И мы будем только разговаривать, вам понятно? Вы подниметесь сюда, чтобы развлечь меня беседой, и удалитесь по первому моему слову.

Анжелика опускает раму, и мистер Хэнкок пружинисто шагает прочь, гордый как петух. Со времени их последней встречи он неоднократно с надеждой проходил здесь, но всякий раз окно либо было темным, либо в нем маячило суровое лицо миссис Фрост, чьей благосклонности он искать больше не осмеливается. С самой миссис Нил он соприкасался столь мало, что даже не знает, что у нее есть содержатель. Об этом судачат по всему городу, но мистер Хэнкок, не подозревая об общих знакомствах, ходит по тавернам и кофейным домам, всегда готовый упомянуть в разговоре какой-нибудь корабль или страховой договор, но только не имя Анжелики Нил. У него и мысли не возникает, что, если он хочет узнать новости о ней, надо лишь спросить, и с полдюжины разных людей тотчас все расскажут. Но нет: он полагает Анжелику своей сокровенной тайной.

Любой разумный человек засомневался бы, стал бы задаваться вопросами, но сейчас мистер Хэнкок представляет собой гораздо больше, чем в первый день знакомства с ней; он так же состоятелен, как всякий знатный джентльмен, а посему в полном праве рассчитывать на любезное внимание знаменитой куртизанки. Кроме того, перед его глазами по-прежнему неотступно стоит полуобнаженная грудь Анжелики, склонившейся над подоконником, и он постоянно вспоминает, как пальцы Анжелики сжимали его руку там, в русалочьем «гроте», где они с ней едва было не…

Тем не менее, когда мистер Хэнкок, после пятнадцатиминутной прогулки по Сохо-Сквер, возвращается и поднимается на второй этаж в сопровождении мрачно молчащей компаньонки миссис Нил, он нерешительно останавливается на пороге и не без робости спрашивает:

– Вы готовы принять меня?

– Да! – откликается Анжелика из гостиной. Она в белоснежном домашнем платье, и волосы у нее золотисто блестят, ниспадая из-под туго накрахмаленного чепца с аккуратнейшими оборками. – Идите сюда, сядьте рядом.

Мистер Хэнкок приближается неуверенным шагом. Комната, где он никогда прежде не был, выглядит довольно странно: она замечательных пропорций, с большими окнами и очень теплая, но производит впечатление захламленной, ибо по всем углам в ней распиханы всевозможные предметы роскоши.

– Какая у вас чудесная обстановка, – говорит мистер Хэнкок.

Он заметил кремово-белые ниточки, налипшие там и сям на турецком ковре, но даже помыслить не может, что всего десять минут назад на нем лежали раскроенные детали платья, сейчас сваленные кучей в Анжеликиной спальне дальше по коридору.

– Мне нравится. – Она выжидательно смотрит на него; мистер Хэнкок усаживается в кресло напротив и складывает руки на коленях, одну на другую. – Ну, здравствуйте.

В тишине комнаты голос Анжелики звучит мягко и невыразимо очаровательно. Сбоку от нее стоит маленький круглый столик с чайными принадлежностями, и она подается к нему, чтобы налить кипятку в заварник. Ее опущенные ресницы премило трепещут.

– Почему вы меня впустили?

– Мне не с кем поговорить. – Анжелика вскидывает на него глаза и улыбается. – Кроме того, мне хочется получше узнать вас. Нам с вами все не удавалось пообщаться толком: со времени возвращения в Лондон я постоянно в делах. – Она наполняет чашку и протягивает ее мистеру Хэнкоку, который сидит на почтительном расстоянии от хозяйки и вынужден встать, чтобы взять свой чай. – Полагаю, вы весело отметили Рождество.

– О нет, – отвечает мистер Хэнкок.

В Рождество он, как никогда остро, ощущает себя беспризорным псом, а празднование с каждым годом затягивается все дольше: бесконечная череда младенцев, которых нужно подержать на руках, умильно ахая; юные влюбленные, целующиеся под омелой; пожилые супруги, притерпевшиеся друг к другу и состарившиеся вместе.

– Я возил племянницу в дом ее матери, где она провела время наиприятнейшим образом, чего не скажешь обо мне.

Анжелика не встречала Рождество с родней с тех пор, как была тринадцатилетней девочкой. В зрелости же своей она каждый год приезжала по приглашению туда, где была желанной гостьей, и становилась такой же частью праздника, как позолоченный имбирный пряник или развеселая песня. Вот почему она по-прежнему смотрит на рождественские торжества в известном смысле глазами ребенка: для нее это дымящиеся миски фрументи, сливовый пирог, каштаны с обугленной кожурой, жмурки и игра «найди наперсток»; непрестанный смех и беззаботное настроение; и ярко горящие свечи по всему дому, и танцы до упаду, и ни единой печальной мысли, даже мимолетной.

Поэтому она ничего не отвечает.

– Ах да… – спохватывается мистер Хэнкок и достает пакет маленьких фруктовых пирожных. – Это вам.

Анжелика хихикает, но не насмешливо – скорее, благодарно, как ему кажется.

– Премного вам признательна. Я постоянно испытываю недостаток в таких вот лакомствах. Не подадите ли мне тарелку? – Она машет рукой в сторону серванта, и мистер Хэнкок проворно вскакивает с кресла.

Все тарелки у нее несуразно красивые – Нью-Холлской мануфактуры, разрисованные алыми розами, из дорогого фарфора, не костяного, но весьма близкого по качеству, – однако не особо чистые, в засохших разводах воды, не вытертой с должным тщанием.

– Кстати, я хотел сообщить вам, что заказал для вас русалку, – нарочито небрежно говорит мистер Хэнкок, вручая Анжелике тарелку, на которую она начинает выкладывать пирожные, одно за другим, осторожно беря каждое большим и указательным пальцем.

С самого дня, как Тайсо Джонс отбыл из Лондона, мистер Хэнкок мучился вопросом: есть ли шансы на успех? Затея обречена на провал, к бабке не ходи: второе такое существо ему в жизни не раздобыть. Но сейчас, наконец-то оказавшись в обществе этой восхитительной женщины, да еще в столь необычной обстановке, он поддается желанию похвастаться и испытывает неописуемое удовольствие, когда Анжелика мило усмехается.

– Жду не дождусь, – говорит она, переводя взгляд на каминную полку. – Я помещу ее вон туда, чтобы можно было запросто взять и передавать из рук в руки, восхищенно ахая. – Она умолкает и смотрит прямо в лицо мистеру Хэнкоку; глаза у нее странно мерцают. – Я буду в долгу перед вами, полагаю.

Он открывает рот, собираясь ответить, но Анжелика резко подается назад, словно отшатываясь от него, и поднимается на ноги.

– Тогда я начну собирать коллекцию, пожалуй, – продолжает она и направляется к камину, шелестя струистыми складками полупрозрачного платья. Она что, дразнит его? В ее глазах играют лукавые искорки. – Какие еще диковины вы сможете раздобыть для меня?