Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

только рады, что их пожитки, не ставшие вражескими трофеями, помогут Саше. Допускал он и то, что кто-то попал в плен.

У него была важная цель. Он пойдёт дальше. И это будет не только разведка… Так он рассуждал, сидя на краю ямы и пытаясь подцепить мешок, в котором что-то позвякивало.

Вскоре, тяжело нагруженный, глубоко утопая в снегу (лыж всё равно не было), Данилов вернулся в своё укрытие — в машину для перевозки покойников из тех времён, когда их провожали и хоронили цивилизованно, а после не тревожили их покой.

Здесь он произвёл ревизию.

Ни одной единицы оружия ему не попалось. Только продукты, амуниция, разные нужные в походе предметы. Впрочем, тащить на себе два ружья или автомат впридачу к его винтовке и пистолету Макарова (тот казался тугим и неудобным, но такой уж выдали, хотя, может, его надо чаще смазывать), Саша бы и не стал. Но теперь у него были и батарейки, и лекарства из Заринска, которых нигде больше не найдёшь, и полезные мелочи вроде сухого горючего и даже кое-какие инструменты. Отряд был экипирован по самое не могу. Это при том, что самое лучшее «сахалинцы» забрали, а многое сломали или сожгли.

Кое-что он потом, возможно, выкинет сам, потому что под таким весом спина болела, а ноги подгибались. Но до катафалка всё-таки добрался. Саша начал ждать. Это было нужно для очистки совести.

Пару раз он наведывался к поместью и наблюдал издалека.

Дни проходили, но, как он и ожидал, никто не появился. Ни свои, ни враги.

Данилов-младший, и, возможно, последний, провёл в микроавтобусе, превращённом в хижину, ещё трое суток. Осторожно разжигал огонь, готовил себе еду, кипятил чай, варил суп и жил даже с некоторым комфортом.

Спал в тёплом спальном мешке, но с пистолетом под рукой и ножом близко к изголовью. Этим же ножом он брился по привычке, хотя мог бы взять чью-то опасную бритву (что в ней опасного?). В машинах на трассе он нашёл ещё три колоды затёртых карт, несколько старых журналов и каталог китайских товаров почтой. Читал и рассматривал картинки. Играл сам с собой в покер и раскладывал пасьянс. Иногда делал заметки в дневнике.

На исходе четвёртого дня решил в последний раз сходить к поместью. На этот раз в качестве наблюдательного пункта выбрал внедорожник с разбитым лобовым стеклом. Собаки так и не уходили. Он заметил их издалека, воспользовавшись биноклем. Уже от шоссе услышал рычание и треск, который мог быть звуком рвущейся ткани.

Сашу тоже засекли, потому что несколько особей отделились от стаи и подались в его сторону. У них была прямо-таки воинская дисциплина. Несколько зверей сторожили фланги и тыл, остальные кормились. Наверное, иногда они менялись.

Сегодня его наблюдательный пункт был близко к земле, стёкол в «тачке» не было, и Младший испугался. Но собаки не пытались приблизиться, наблюдая за ним с почтительного расстояния.

От греха подальше он залез на знакомый грузовик. Солнце уже скрылось, но пока было неплохо видно.

Хищников, ставших трупоедами, насчитал теперь штук двадцать. Снег вокруг ямы был усеян кровавыми ошмётками. Мерзкие твари. Но он не может им помешать.

Птицы по-прежнему были тут. Не кружили, но все провода и опоры ЛЭП были ими облеплены. Видимо, пернатые время от времени пытались украсть у собак немного мяса, хотя и сами могли закончить жизнь в их зубах.

Младший решил подождать час-другой, чтобы окончательно успокоиться. То, что никто не пришёл, чтобы отбить хотя бы павших, говорило ему, что всё очень плохо. Или никто не выжил, или всех уцелевших захватили. Или тем пришлось бежать очень далеко.

Внезапно звуки пиршества смолкли. На какое-то время стало совсем тихо. Потом вдруг тишина сменилась настоящей какофонией, в которой были и рык, и вой, и поскуливание, и лязг зубов. Псы прекратили есть и застыли, ощетинившись, повернувшись в одну сторону.

Данилов пригляделся и вздрогнул — десяток крупных серых теней приближались к поместью с севера, со стороны самовольно выросшей рощи. Это уже не собаки. Отличия даже с такого расстояния были заметны. Разве что хаски могли бы так выглядеть. Но это не хаски, которых он видел на картинках.

Те были милые. А эти между деревьями… жуткие. То, как они двигались… будило в нём древний атавистический страх. Гораздо более сильный, чем от вида бездомных собак, которые казались обманчиво безобидными.

Вой — не тоскливый, а победный, агрессивный, прокатился над поместьем.

Возможно, псы колебались. Но жадность пересилила страх.

Дальнейшее случилось так стремительно, что видеть детали Данилов уже не мог — настолько быстро сшиблись две стаи, смешались и распались на множество отдельных схваток, образовав клубки катающихся по снегу гибких звериных тел и оскаленных пастей, норовящих вцепиться в горло или беззащитное брюхо.

Пищи там хватило бы всем и надолго. Холодильников и консервных банок у собак нет. Но они не научены дипломатии с компромиссами. Поэтому началась война, в которой ближайшие эволюционные родственники дрались насмерть за источник, который считали неиссякаемым. Всё как у людей.

Когда он со всех ног бежал прочь, схватка еще продолжалась. Кого-то загрызали, рвали в клочья, давили, душили, чтобы остаться единоличными собственниками запаса горелого и мороженого человеческого мяса.

Александр старался не думать, не сопереживать. Да, это были люди, с которыми он несколько недель делил трудности похода. Но он уже потерял тех, кто был ему гораздо ближе. И что-то в нём перегорело. Не хотелось даже перед самим собой притворяться.

Совесть чиста. Остаётся только путь.

Найденной еды, консервов, должно хватить на месяц с лишним, если её экономно расходовать.

***

Запас провизии начал заканчиваться гораздо раньше.

Не удавалось заставлять себя «меньше кушать». Аппетит был совсем не таким, как дома. Даже не таким, как во время передвижения с отрядом на автомобилях, когда долгие поездки и стоянки перемежались с редкими переходами.

А сейчас был непрерывный марш-бросок. Жрать хотелось постоянно. Организм тратил массу энергии на обогрев и на то, чтобы двигать ногами по восемь-десять часов в день.

Саша не знал, как поведут себя продукты при не очень низких температурах, поэтому сначала съел всё, что, по его мнению, могло испортиться. Потом принялся за консервы из Заринска. Иногда не оставалось сил, чтобы что-то варить из них, чаще съедал «сырыми».

Безумный план… который вначале, возможно в состоянии аффекта, не казался ему безумным. Сделать одному то, что не смог отряд. А если не получится, то хотя бы умереть с достоинством. И вот он шёл, слабо