Карта нашей любви - Изабель Брум

– Да, – кивнула Холли.

Их отношения были очень хорошими с тех пор, как она вернулась с Закинфа, но она до сих пор чувствовала осадок вины от того, что сделала за его спиной. Она сказала себе, что была тогда другим человеком и что ее связь с Эйданом произошла в момент безумия, когда ее мир разрушился и она оказалась в руинах. Ничего хорошего не случится, если он узнает, говорила она себе, Эйдан был такой же древней историей, как французские игроки в регби на подвесках Айви.

В то самое последнее утро на острове она пообещала себе, что попытается построить жизнь с Рупертом. Она знала, какое будущее ждет ее с ним – безопасным, предсказуемым, и она никогда не закончит как ее мать – одинокая, несчастная, с миллионом сожалений. Как только она задвинула воспоминания о Закинфе на задворки своей памяти, Холли бросилась в проект «Руперт» с таким рвением, что он даже удивился. В первые же дни после возвращения в Лондон она подала уведомление о выезде из квартиры и уже через две недели приехала к дверям квартиры Руперта со своими скромными пожитками, упакованными в коробки и сумки. Ее единственной прихотью была новая швейная машинка, хотя она все равно скучала по старушке, которую ей пришлось оставить на острове.

Совместная жизнь была новым опытом для них обоих, но Холли решительно настроилась на нее, чтобы не замечать таких вещей, как влажные полотенца на кровати, брошенные в коридоре вонючие кеды или поднятое сиденье унитаза каждое утро. Руперт немного изменился в первые несколько недель и даже стал немного стесняться ее, но расслабился, когда первое совместное их время прошло без происшествий. Холли настолько была занята работой на рынке и созданием одежды для продажи, что ей некогда было размышлять над состоянием их отношений, а Руперт тоже больше времени проводил на работе, а не в квартире. Ситуация идеально подходила им обоим.

– Вот. – Руперт протянул ей кусочек влажного бананового торта и поставил стаканчик с кофе рядом. – Я знаю, что тебе некогда поесть, когда такая торговля. – Он купил торт и для Айви, и она улыбалась ему с нескрываемым обожанием. Сначала Холли боялась, что ее новая коллега с ее дредами, сложной этнической одеждой и большим количеством татуировок не поладит с ее более консервативным бойфрендом, но они подружились сразу же. Сейчас Холли с умилением наблюдала, как Айви отламывает кусочки торта от своего и кладет в открытый рот Руперта.

– Что будешь делать после обеда? – спросила Холли, вытирая крошки с губ бумажной салфеткой.

– О, как обычно, сидеть дома, скучать по тебе. – Он подмигнул ей. – У нас все в силе на ужин?

По настоянию Холли они все-таки решили остаться дома вечером на ее тридцатилетие в конце июня. Ей не хотелось праздновать, к тому же траты на большую вечеринку казались неразумными, когда она запускала бизнес. Однако Руперт помнил, что событие осталось неотмеченным, и собирался побаловать ее потрясающим вечером в ресторане, хотела она того или нет.

– Давай не пойдем в очень дорогое место, – попросила Холли. Руперт лишь поднял бровь, потом наклонился вперед и прошептал что-то Айви на ухо.

– О БОЖЕ МОЙ! – закричала она. – Это самое лучшее место на свете!

– Только лучшее для моей девушки! – расплылся Руперт, схватил сумку с земли и повесил ее на плечо. – Я пошел наводить красоту! Увидимся вечером, красотка!

Две женщины провожали взглядом, как он пробивался свозь толпу и исчез из вида, и Холли рассмеялась, когда Айви тяжело вздохнула.

– Что ты сделала, чтобы заслужить его? – выдохнула она.

Холли заставила себя улыбнуться, но в голове звучало одно: Я не заслуживаю его. Я совсем его не заслуживаю.

Когда время подошло к шести, Айви отправила Холли домой, настаивая, чтобы она шла готовиться к большому вечеру.

– Я сама все сложу, – сказала она. – Ты все равно почти все продала.

И правда, Холли сегодня отлично поторговала. Она обняла подругу на прощанье и отправилась через рынок, но, вместо того чтобы повернуть налево и пойти к станции, она ушла направо и пошла вдоль канала по тропинке к Риджент-парку. Солнце уже начало опускаться, но вода все еще сияла, впитав жар дня. Тропинку усыпали обертки от еды, а туристы сидели, собравшись на нескольких оставшихся полянках солнца, подтянув к себе колени, чтобы не стукаться о катера, привязаннные вдоль почти всей тропинки. Холли вдохнула запах деревьев и залюбовалась ящиками с яркими цветами, которые наиболее прозорливые хозяева поставили на крыши своих судов.

Она сошла с тропинки, проходя птичник знаменитого лондонского зоопарка, скорчив рожу петуху, который смотрел на нее через прутья. На другом берегу охотничьи собаки бегали вдоль кромки воды. Холли всегда казалось особенной жестокостью поселять их прямо рядом с кабанами, их запах, наверное, сводит с ума бедных животных.

Риджент-парк был оживленным, как всегда в летнее время. Холли прошла мимо компании друзей, игравших в волейбол и фрисби, семей на пикниках и, наверное, всех пород собак, которые бегали сами по себе, вынюхивая дорогу в высокой траве у озера. «Филану бы здесь понравилось», – подумала она и тут же отбросила мысль о счастливом рыжем сеттере. На берегу старая ива лениво опускала свои ветви в воду, и Холли нашла тенистое место неподалеку. Несколько минут она сидела и смотрела, как солнечный свет пляшет на листочках и согретых круглых пузиках маргариток, которые беспорядочно выглядывали из травы у ее ног. В эти дни все, что она делала, – это старалась не думать о Закинфе, но он был везде, сидел как крошечный кусочек света в углу ее сознания. Похоже, не было возможности его не замечать. Помотав головой, чтобы стряхнуть воспоминания, Холли достала телефон.

Первый раз, когда они с Деннисом разговаривали по телефону, неловкость можно было пощупать. Проведя всю свою жизнь с британскими туристами, отец хорошо знал английский, так что проблема заключалась в другом. Дело было в том, что они ходили вокруг того, о чем действительно хотели поговорить. Холли, однако, продолжала попытки, твердо решив установить отношения, даже если это потребует много времени и сил.

Первый раз она позвонила всего через несколько дней после возвращения с Закинфа и сейчас поддерживала эту связь по крайней мере раз в неделю. Деннис отвечал всегда и каждый раз все больше радовался, услышав ее голос. Он только вернулся к работе после приступа и жаловался Холли в подробностях, как он упустил столько прибыли, пока болел во время пиковых летних месяцев. Конечно, это была неправда, потому что Палома работала теперь все время в ресторане в Порто Лимнионасе вместо клиники, но это была чисто греческая манера – поплакаться. Холли это быстро поняла, когда начала еженедельно звонить ему.

Они обсуждали его детство, работу и чаще всего Марию. Холли с такой тоской скучала по своей сводной сестре, что она боялась, что ее разорвет на части, поэтому всегда очень была рада услышать, чем она сейчас занимается. По словам Денниса, дочка росла такой же, как он в детстве, – веселая, избалованная и склонная влезать в неприятности каждый день. Это заставляло Холли полюбить девочку еще крепче.