Любовь горца - Керриган Берн

Рука Хеймиша повернула ее голову на сторону так, что она не видела теперь деревьев, а только темноту, поглотившую море на западе.

– Давай, решай! – Он снова засмеялся, теперь смехом настоящего маньяка. – Она умрет в любом случае.

Услышав крик Филомены, Лиам быстро припал к земле ниже тумана и вытащил из сапога свой дирк – обоюдоострый кинжал. Кровь, кипевшая в нем в ожидании грядущего соития, мгновенно наполнилась жаждой мести. В нем вспыхнул инстинкт хищника, и он стал пробираться вперед крадущейся походкой волка, готового разорвать горло своему врагу. Но он готовился пролить родную кровь, кровь брата. Хеймиша.

Он обогнул залитую лунным светом поляну, минуя ветки деревьев и пролагая путь в тумане. В уме он быстро перебирал множество вариантов угроз, не доверяя собственным глазам.

Его брат, живой, израненный, полный ярости и жаждой мести. Он поймал Мену и держит кинжал у ее горла.

Гнев грозил затмить все мысли и здравый смысл. Первобытный инстинкт требовал немедленно атаковать, броситься вперед и ударить ножом брата, чтобы от этого монстра ничего не осталось, кроме костей и окровавленной плоти. Но тогда Мена погибнет, Лиам это знал. Хеймиш был настоящим монстром с кинжалом. Почти таким же страшным, как сам Лиам.

Лиам приблизился к ним настолько близко, насколько мог, и быстро оценил положение Филомены. Лунный свет превратил ее волосы в волны темно-красного цвета, цвета пролитой крови. Ее фарфорово-белое лицо сияло неземной чистотой. Из-за тумана и темноты он не видел ее ран. Но что-то ведь заставило ее закричать, причем от боли. Это его терзало и заставляло замышлять такую жестокость, на которую, казалось, был неспособен.

Ее голос дрожал, но она говорила спокойно, и это спокойствие было его единственной надеждой спасти Филомену.

Где-то с восточной стороны раздался треск сучка под ногой, прозвучавший в лесу, как пушечный выстрел.

– Я знаю, ты тут, братец! – пронзительно закричал Хеймиш.

А Лиам двинулся на запад, подальше от этого звука, не позволяя голове высовываться из поднимающегося тумана. Дирк лежал в его руке надежно, он был таким же острым и смертельно опасным, как кинжал Хеймиша. Но пока он был бесполезен, необходимо пустить его в дело в нужное мгновение. Лиам мог попробовать напасть на Хеймиша со спины, но тогда он потеряет из вида Филомену и не будет знать, когда ударить.

И тут он услышал слова, от которых его кровь превратилась из расплавленного железа в лед:

– Она умрет в любом случае.

Значит, Хеймиш не собирался отпускать Филомену.

Впервые в жизни ужас грозил парализовать Лиама. Почему он схватил Филомену? И почему сейчас? В течение всей своей жизни Хеймиш был моральным уродом, но ему пришлось таким стать, и Лиам всегда это знал. Хеймиш был незаконнорожденным старшим сыном, который ничего не мог получить в наследство от своего отца, кроме склонности к кровопролитию и страха. Лиам должен был тщательно спланировать свои последующие действия и умереть прежде, чем Филомена станет последней жертвой и последним из его многочисленных грехов.

Он решил применить уловку, которой его обучил один турецкий кукольник. Лиам прижался спиной к стволу старого вяза и крикнул через поляну так, чтобы голос отразился от деревьев на восточной стороне.

– Отпусти ее, Хеймиш, – произнес он. – Она не имеет отношения к нашим делам.

Его уловка сработала. Хеймиш повернул голову именно туда, куда Лиам рассчитывал.

– У нас с тобой есть одно дело, Лиам. – Хеймиш произнес его имя, как будто ему в рот попала какая-то гниль и ему пришлось ее выплюнуть. – Ты не выполнил свою часть уговора. Предполагалось, что ты погибнешь на поле боя, и Рейвенкрофт достанется мне.

– Я пытался. – Лиам направил свой голос еще дальше в сторону, надеясь, что Хеймиш повернется туда.

Конечно, он старался подольше отвлекать брата, чтобы тот убрал нож от горла Филомены, но при этом говорил правду. Он организовал все абсолютно правильно, чтобы в случае его неизбежной гибели никто не пострадал.

Хеймишу достанется замок Рейвенкрофт-Кип и винодельня, а земли Уэстер-Росс будут управляться по доверенности для Эндрю, когда Хеймиш умрет. Рианна и Эндрю отправятся в Лондон и будут жить у бабушки со стороны матери, леди Элоизы Глисон. Добрая старушка очень любила детей своей трагически погибшей дочери. Эндрю станет со временем маркизом и получит все лондонские активы.

Но все решили, что Хеймиш погиб при взрыве корабля, а Лиама, как оказалось, чертовски трудно убить. Его безрассудство принесло ему только славу героя.

– Я думал, они тебя возненавидят, – шипел Хеймиш. – Думал, клан решит, что ты проклят броллаханом и восстанут против тебя. Но как я ни старался, ничего не вышло. Ты, кажется, действительно вступил в сговор с дьяволом.

– Значит, пожар на поле и упавшая бочка в винодельне твоих рук дело, – догадался вслух Лиам.

– Неудавшееся из-за ливня и твоего везения. – Хеймиш сплюнул. – И просто чудо, что экипаж не свалился в пропасть на перевале из-за срезанной чеки.

– Ты заставил страдать невинных людей, только чтобы мне отомстить, – прорычал Лиам.

И за это брат заплатит.

– Пусть так называемый Демон-горец не притворяется ради тебя героем, – незаконнорожденный старший брат откровенно ликовал, обращаясь к Филомене. – Невинные люди никогда ничего для нас не значили. Мы очень похожи, только склонности разные.

– Я никогда не был таким, как ты. – Голос Лиама эхом разнесся по поляне, а потом растаял среди плотной листвы деревьев.

– Чепуха. Тем ужасам, которым не научил меня отец, научил ты. – Хеймиш говорил спокойно, будто беседовал. – Неужто не помнишь, что ты мне говорил? Что открытый бой дает отличные результаты в смысле числа погибших, но те сражения, которые мы ведем с помощью террора, приносят еще больше. Что только убийство конкретного человека дарит настоящее удовлетворение. Ты учил меня, что когда ломаешь кость правильно, она дает хруст чистый, ясный, который рикошетом отражается на собственном скелете. Ты учил меня, что на поле боя можно завоевывать славу героя, но чтобы добиться по-настоящему дурной репутации, нужно нападать во время обеда или праздника. Или когда твой враг укладывает детей в постель… Или когда он занимается любовью.

Хеймиш обнажил зубы, раздвинув отвратительно изуродованные губы, и сделал вид, будто хочет вонзить их в обнаженное плечо Филомены.

– Ты не прав. – Лиам старался говорить спокойно, чтобы в голосе не звучало отчаяние. Он понимал, что раны и ненависть помутили память брата. – Ты все перепутал. Это был его светлость лорд Тренвит. Я был демоном на полях сражения, а он – призраком во тьме. Так было всегда.

– Колин Толмедж, хренов герцог Тренвит, – и Хеймиш сплюнул в туман. – Вот кончу здесь и сведу счеты с ним.

Лиам не стал думать над тем, что имел в виду брат. Все его мысли, каждая молекула в теле была сосредоточена на Филомене.