Любовь горца - Керриган Берн

– Мы услышали ваш крик, барышня, – сказал Рассел. – С вами все в порядке?

– Да, но вот лэрд…

Но члены клана Маккензи не успели добежать до цели, когда из тумана поднялся Лиам, держа свой дирк в том месте, где у Хеймиша шея соединялась с раненым плечом. Мощная мускулатура руки лэрда напряглась, так как ему приходилось держать своего раненого брата.

– Мне следует убить тебя только за то, что ты посмел тронуть ее, – рыкнул Лиам.

– Не делай этого, брат. – Торн осторожно приблизился к двум разъяренным горцам. – Ему и так придется отвечать за множество преступлений.

– Надо, чтобы возмездие было быстрым, – попытался настаивать Лиам сквозь стиснутые зубы.

Его темные глаза смотрели дико, в них кипело бешенство, и он с трудом удерживал себя от того, чтобы не вонзить лезвие ножа в горло Хеймиша.

– Хеймиш! Не может быть, – поразился Рассел.

На его лице было такое же изумление, как и на лице Кэмпбелла, когда они узнали в изуродованном человеке Хеймиша. Им показалось, они видят призрак. Страшный, уродливый призрак того, кого они знали раньше. Не будь он таким злобным, вызывал бы только жалость.

– Если у вас хватит духу, кончайте то, что он начал, – задыхаясь, прошипел Хеймиш. – А ты способен перерезать всю семью. Сначала отца, потом меня.

Тут он повернулся к Гэвину, его губы раздвинулись, обнажив острые зубы:

– Ты будешь следующим! – предсказал он угрожающе.

Его лицо было замазано кровью из раны на голове, но на нем было столько шрамов, что Филомена не могла разобрать, который из них кровоточил.

Выражение лица Торна изменилось, когда он услышал, что сделал Лиам. Филомена поняла, что он не знал. Он не знал, что его брат убил их отца.

Граф снял ремень и жестом приказал Расселу сделать то же самое. Его движения были спокойными и расчетливыми.

– Давай поместим его в подземную тюрьму, Лиам. А завтра поездом доставим в полк. Я уверен, Тренвит предъявит ему не одно обвинение.

– Они его просто повесят, – сквозь стиснутые зубы произнес Лиам.

– Лиам. – Филомена вышла вперед и протянула к нему руку.

– Отойдите, – приказал он, – не надо подходить близко.

Филомена замешкалась и опустила руку. Она не понимала, от кого он ее отгоняет. От Хеймиша или от себя?

– Неужели ты думаешь, что со мной все покончено? – издевательски спросил Хеймиш. – Ты полагаешь, я один хочу видеть, как ты умираешь?

– Я знаю, вы сейчас в ярости. – Филомена старалась как-то нейтрализовать тот яд, который изливал Хеймиш. – Но неужели вы хотите, чтобы ваш родной брат пополнил список грехов, которые вас преследуют?

Она не знала, доходят ли до него ее слова, не понимала, смогут ли ее речи проникнуть сквозь туман добела раскаленного гнева, исходящего от огромного тела Демона-горца.

– Я знаю, что у тебя целый легион мучителей, – протянул Хеймиш. – Я убивал многих, но ты убил во много раз больше. Признаю, я вижу их по ночам, лица моих жертв. Они приходят ко мне во сне, а иногда и когда я бодрствую. Ты видишь их лица, Лиам? Ты встречаешь их в ночной темноте?

Невзирая на приказ, Филомена подошла к Лиаму сзади и положила руку на его спину. Мягкая кожа ее ладони соприкоснулась с неровностями, оставленными давнишними ранами, которые так никогда и не зажили полностью. Она молчала, чувствуя, как дрогнули мускулы под ее холодными пальцами.

– Нет, брат, – наконец произнес Лиам и подвинулся, чтобы Гэвин мог связать руки Хеймиша за спиной. – Нет, я их не встречаю. Они сами находят меня.

Лиам смотрел, как братья исчезают в лесу, сопровождаемые Расселом и Томасом. Он старался почувствовать то, что, как он понимал, должен чувствовать. Но он уже горевал о Хеймише. Лиам одновременно и ненавидел и любил старшего брата, так же как раньше любил и ненавидел отца. Эти чувства сражались в нем с чудовищной силой, только Лиам прилагал неимоверные усилия, чтобы победить это противоречие, иначе оно полностью растворило бы его душу.

Стоило Хеймишу напасть на Филомену, как его жизнь потеряла для Лиама всякую ценность, точно как жизнь того мерзавца, который мучил ее в Лондоне, неважно кем он для нее был.

Он чувствовал взгляд Филомены так же, как ощущал ее добрую руку у себя на спине. Ей опять удалось совершить чудо. Она околдовала его своим нежным волшебством, умерила пламень его гнева простой лаской. В его венах по-прежнему бились агрессия и ярость, они наполняли собой мускулы, но теперь к ним присоединились облегчение и страх.

Что она о нем подумает? Теперь она узнала о его самых страшных грехах. Она полностью осознала, насколько проклята его душа. Что он увидит в ее глазах? Отвращение? Ужас? Осуждение?

По спине прошелся холод, и он ощутил шрамы на спине. Лиам вспомнил, что почти полностью раздет, но еще никогда не чувствовал себя настолько голым, таким обнаженным. Всего один шрам из сотни остался на его коже, но каждый удар отпечатался на его душе.

Лиам не однажды встречал опасность лицом к лицу, но никогда прежде ему не требовалось столько мужества, сколько потребовалось сейчас, чтобы повернуться и встретить ее взгляд.

Филомена оперлась спиной на каменный алтарь. Синий туман поднимался все выше и ласкал ее тело, как бы стараясь обольстить ее и охватить влажными объятиями. Она была самым прекрасным существом, созданным из таинственных и волшебных элементов, из которых сделаны женщины. Если он был изготовлен из камня и стали, то она – из нежности, чистоты и безмятежности. Длинные локоны водопадом падали на руки и скатывались на полные округлости бедер. Тонкая материя, из которой сшит корсаж ее платья, – один бог знает, как она называется, – больше подчеркивала, чем скрывала ее прерывисто вздыхающие груди.

Господи, а ведь он мог потерять ее сегодня ночью. У Лиама дрогнули колени, когда он понял, насколько близко было лезвие ножа к ее нежному горлу.

Он увидел, как его облегчение отразилось в ее прелестных светлых глазах.

Глубоко внутри у него забилась боль, дрожь пробежала по спине, начиная с плеч и до самого основания. В паху зародился жар и вспыхнуло желание. Неожиданно из его груди вырвался непрошенный звук в ответ на это желание.

Филомена качнулась навстречу ему, как сирена, завлекающая моряка навстречу гибели. Да, он имел над ней такую же власть, как она над ним. В тот момент они оба это знали. Между ними ничего не было сказано. Не было произнесено ни единого слова, ни одного признания. Но он увидел в ее глазах отпущение всех его грехов. Понимание и признание. Но он все-таки дал ей возможность, предупредил и предоставил шанс бежать. Потому что если он возьмет ее в руки, то уже не сможет остановиться.

Его тело жаждало ее. Потребность дотронуться и ощутить толкала к ней неудержимо, она граничила с безумием. В его воображении мелькало то страстное, влажное, шокирующее и требовательное, что можно сотворить с ее телом, и это наполняло его бешеным вожделением. Стремление взять ее заслоняло собой все разумные мысли и биологические потребности. Его жизни не хватило бы на то, что он хотел сделать с ней, но будь он проклят, если не постарается воплотить это в реальность.