Женский чеченский дневник - Марина Ахмедова

В шестнадцать сорок пять колонна выехала из Хасавюрта. В горах рано темнело, а дорога до Чечни была горной. Автобусы кренились, заваливались набок. Внизу ждала пропасть.

Доехали до приграничного российского блокпоста, укрепленного бетонными плитами. За ним начиналась территория, не занятая российскими войсками. Колонна поднатужилась, пригнула хвост к земле, за бетонными плитами ее ждала свобода.

Блокпост находился в низине, а над ним, на вершине холма, стояло село Зандаг – конечная остановка боевиков. Завидев колонну, сельчане покатились по спуску вниз – над легковыми машинами развевались зеленые флаги. Люди бежали, размахивая руками, и пешие, казалось, хотели обогнать машины.

Когда колонна проезжала мимо беззвучного неподвижного российского блокпоста, кто-то из боевиков высунулся из окна, закричал: «Мир! Жить будем!» И крик его поднялся от низины, растянулся далеко в пространстве и, может быть, был услышан высоко в селе.

Колонна остановилась у сельсовета. Заложники мяли ногами непривычно коричневую бугристую землю. Тревожились – что будет дальше?

– Не надо больше войны. Не надо, – подходили к ним местные.

– Как красиво в горах, – сказал кто-то из заложников.

– Приезжайте! Приезжайте в гости!

Заложники и боевики обменялись адресами. Асланбек Большой подарил Тополю свой кинжал, а тот протянул ему зажигалку – «На память».

Басаев снял с головы панаму.

– Я поступил с вами, как собака...

Его отряд скрылся в лесу.

Колонна тронулась. Заложники, переставшие быть заложниками, возвращались в Буденновск.

– Не надо войны! Приезжайте в гости! – махали сельчане.

Заложники высунулись из окна, и над горным селом повис их крик: «Аллах! Акбар!»

В Наташиной памяти сохранилась и навсегда там осталась картинка – женщина с букетом ярких цветов бежит за колонной по Буденовской улице. Падает, собирает с асфальта рассыпавшиеся цветы. Встает и бежит дальше, сверкая расцарапанными коленками. Она понимает – колонну ей не нагнать. Она раскрывает рот в крике, взмахивает рукой и бросает под колеса цветы – еще и еще. Резина шин давит хрупкие стебли. Женщина кричит. Заложники смотрят на нее, прильнув к окнам, и по стеклам бегут соленые капли.

Картинка встает перед глазами Наташи, когда она летит на Мальдивский остров – Рай. Девочка повзрослела, заработала много денег, пошла в турагентство и купила билет.

Буденновское событие обернулось хорошими кадрами, кадры принесли хорошие деньги. Она сидит в кресле, а стюардесса, похожая на ее Ленку, подносит ей то воду, то чай, то кофе.

– Почему вы плачете? – спрашивает она повзрослевшую девочку.

– Я не плачу, – улыбается та.

Из глаз девочки катятся крупные слезы, падают на тетрадку, в которую девочка записывала все случавшиеся в ее жизни события. Проходит час, два. Девочка пьет кофе, втягивая в себя пенку, смотрит в окно, думает о своем, пишет, тетрадка мокнет. Девочке хорошо. Она летит на Мальдивские острова, будет плавать в прохладной воде, кормить с рук мурен... Никогда еще повзрослевшая девочка не была так счастлива.

– Но вы плачете...

– Нет, я не плачу...

За годы работы на чеченской войне Наташа так и не смогла понять, что происходило в этой маленькой республике. Она точно знала, сколько стоит жизнь российского солдата – в долларах и в рублях. Правда, рублевый курс быстро менялся, шла инфляция, но если считать в долларах, то цена оставалась фиксированной. Двести пятьдесят долларов – столько стоил один автомат. В республике, где царила безработица, и ее последствия – голод и нищета, была объявлена охота на худоногих кузнечиков. Жизнь была не нужна. Нужен был автомат. Ведь что такое война? Война – это такое состояние, в котором ты можешь делать все, что захочешь. А тебе в отместку ничего не сделают, в тюрьму не посадят, разве только убьют. И лишь от тебя одного зависит, что лично ты будешь делать. В общем, говно ты или человек.

В девяносто шестом после окончания первой войны, когда Наташа одной из первых сняла командира наемников Хаттаба, в Чечне начали работать совместные комендатуры – российско-чеченские. И вот они оказались той хуйней, которая была выше ее понимания. Она приехала в Грозный по заданию редакции снимать одного генерала в рубрику «Мужская профессия». Пока она настраивала фотоаппарат, в кабинет вошел Асланбек Маленький.

– Что это у тебя за медалька такая? – спросил генерал, показывая на орден, приколотый к нагрудному карману боевика.

– Чистое золото. Рубины настоящие, – ответил Асланбек Маленький, оттягивая карман.

– Правда? Дай посмотреть.

Этим орденом «Коман Сий» – по-русски «Честь Нации» – Дудаев наградил боевиков, организовавших захват буденновской больницы. Все маршрутки в Москве были обклеены фотографиями боевиков, в том числе сделанными Наташей лично, за подписью «Разыскиваются». А здесь – мир, труд, май... И когда российский генерал разглядывал, как играют рубины на чистом золоте, Наташа, вспоминая свои личные коридоры, думала, что, нет, она этого никогда не поймет.

Эти совместные комендатуры занимались эксгумацией трупов российских солдат. Стоял август, и она четыре дня вместе с сотрудниками комендатур ездила по Грозному и его окрестностям – откапывали трупы, прикопанные местными жителями во время войны. Воняло по всей Чечне. Все блевали и смеялись. Все – и чеченцы, и русские. Лопатой ткнешь, а башка отваливается, и вот поднимаешь эту массу на лопате, а всем смешно. Воняет. Все кричат: «Бля-я-ядь!» И блюют. А Наташа кричит: «Не смейтесь, я же снимаю!» Столько трупов в тот месяц насобирали...

Потом она ездила с минерами – собирали по полям-огородам неразорвавшиеся ракеты, гранаты. И как-то так выходило, что и это было смешно. Едут они как-то в грузовике, насобирали полный кузов, и ракеты – такие, такие и такие – перекатываются по его дну, друг о друга стукаются. «Держи ногой», – говорили ей минеры, которые сами сидели враскорячку и придерживали ракеты ногами. Вот это, конечно, было очень смешно.

И, значит, привезли они эти бомбы взрывать – в чисто поле за Грозным. А где именно? Выбрали место. Вот это был взрыв. Грохнуло так, что, наверное, в Москве было слышно. Оказывается, внизу проходил газопровод, и в тот день весь Грозный надолго остался без газа. Разве это не смешно?

Она еще несколько раз встречалась с Басаевым. После Буденновска он заболел – звездной болезнью, так ей казалось. И не мог уже жить без журналистов и пресс-конференций. В начале девяносто седьмого, уже после гибели Дудаева, он вместе с Асланом Масхадовым баллотировался в президенты Чеченской Республики Ичкерия. Он был уверен, что выберут его, а выбрали Масхадова. В тот день Басаев отменил пресс-конференцию, не подпустил к себе ни одного журналиста, кроме Наташи. А журналисты все равно ждали-ждали, но бесполезно.

– Проведи меня к нему? – попросила Наташа Асланбека Большого.