Серебряный меридиан - Флора Олломоуц

«Они паразитируют на переводах с итальянского, как бы ни были плохи оригиналы, заимствуют сюжеты у Ариосто, кропают пустые стишки без складу и ладу». Роберт Грин был благодарен другу. Ему намозолила глаза неразлучная стратфордская парочка без роду и племени. «С чего это ты, Росций[123], — язвительно писал он, после того как Уильям и Себастиан представили на Рождество в Блэкфрайерс детскую сказку в которой сыграли царя и царицу фей — Оберона и Титанию, — возгордился вместе с Эзоповой вороной, хотя оперенье у тебя чужое? Ведь тебе-то самому сказать нечего».

И как было не возмущаться, когда этот бывший клерк, конторская душа, разлиновал бумагу как судебный писарь, и с ошибками накатал историческую драму — «Эдмунд Железнобокий», в которой король отчаянно защищает Англию от вторжения датского принца Кнута. И все это с тщанием переписано с «Хроник» Холиншеда.

Грин считал себя попавшим в цель, изобретя для обоих всеми узнаваемое прозвище — Шейк-сцины — «Потрясающие сцены»[124]. «Мастер на все руки», этот «потрясатель деревенских сцен допускает, что способен греметь белым стихом, как лучшие из вас». «Ворона-выскочка, украшенная нашими перьями». «Деревенский автор»… — разбогатеть ни с того ни с сего». «Лучшими» Грин полагал авторов, получивших университетское образование. Уилл не ввязывался в выяснения, в споры, тем более в драки, на какие были горазды его лихие критики и особенно Марло с его страстью к браваде. Он лишь посмеивался над их прытью. «В самом деле не лыком шит… кладет их на обе лопатки», — писали его друзья.

Уильяму везло не только на критиков, но и на почитателей. Книгоиздатель, поэт, редактор, романист Генри Четтл не удержался, чтобы не ответить на злобные памфлеты:

«Я столь огорчен, словно и в самом деле виноват. Я сам видел, что его умение вести себя в обществе не уступает его профессиональным качествам; кроме того, среди поклонников он славится честностью в делах, что доказывает его порядочность, и многогранным изяществом письма, подтверждающим его искусство».

В 1591 году появилась поэма Спенсера «Слезы муз», где он называет друга «Наш славный Уилли». «Наш добрый Уилл» писали о нем в письмах.

Задевали ли Уильяма нападки дипломированных соперников? Нисколько. В это время к нему пришел ошеломляющий успех. Над сплетнями и наветами его вознесла и удерживала теперь волна популярности и одобрения зрителей всех сословий. Талант, похоже, не имевший границ, склонный к непостижимым метаморфозам, добрый, легкий и веселый нрав, за который его давно ценили и любили все друзья и особенно в театральном мире, в короткое время превратили его во всеобщего любимца. «Слуги лорда Стрейнджа» играли его пьесы для Ее Величества королевы. Впервые в литературно-театральной среде драматург — человек столь низкого происхождения, можно сказать, от земли, поднялся столь высоко и был удостоен такой чести. Огромную роль в успехе Уильяма сыграла его актерская профессия, секретами которой он овладел, пройдя все ступени сценического ремесла снизу вверх. Театр, живший в его душе с малых лет, теперь в полной мере стал его жизнью.

К любым темам он обращался стремительно и уверенно. Творческая плодовитость, усердие, увлеченность, неутомимость — точно четверка верных коней мчали все дальше. Успех не вскружил ему голову. Он погрузился в эту приятную и занятную роль столь же свободно и легко, как играючи справлялся с многочисленными ролями в своих пьесах.

Поздней осенью 1588 года после очередных гастролей «Слуги лорда Стрейнджа» стали играть в «Скрещенных ключах», тем самым игнорируя запрет лорда-мэра давать какие-либо представления, вызванный участившимися скандалами и возмущением публики по поводу фарсов на религиозные темы. Джеймс Бербедж расценил подобные запреты как самодурство властей, из-за которого труппа осталась без заработка. Городским властям не подчинялся театр «Куртина», и они направились туда. «Куртина» была их летним прибежищем. В холодное время она пустовала. Здесь, в этом театре с «зеленым» «пейзажным» названием, «Слуги лорда Стрейнджа» объединились с другой труппой, часто выступавшей с ними по соседству, — «Слугами лорда-адмирала». Теперь Уилл снова работал с Эдвардом Алленом и Ричардом Бербеджем, сыном Джеймса Бербеджа — величайшими трагиками своего времени, братская дружба с которыми оставила в его душе глубокий след. Вместе им суждено было переживать и взлеты вдохновения, и неудачи. Театр, как организм особого рода, но все же живший по земным меркам, постоянно нуждался в обновлении во всем — от творческой конкуренции до возможности заработать хорошие деньги. Поэтому поиском новых решений, охватывающих все стороны его жизни как на сцене, так и вне ее, приходилось заниматься и сообща, и каждому отдельно, поскольку проблем было немало, особенно когда это касалось денег. Так, однажды вдова Джона Брейна, который вместе с Джеймсом Бербеджем построил «Театр», требуя свою долю, решила сорвать представление. Она со своими сторонниками перекрыла вход на галерею и устроила скандал. Разгневанный Джеймс Бербедж, обозвав ее «назойливой шлюхой», кричал, что «она ничего не получит». Произошла потасовка, «героем» которой оказался Ричард, защищавший своего отца. А весной 1591 года материальные проблемы привели к куда более серьезным последствиям. Эдвард Аллен ушел в конкурирующую «Розу» и увел с собой большую часть объединенной труппы, забрав несколько сценариев и костюмы.

Уильям остался в обескровленной труппе, переживая случившееся, но вместе с тем здравый смысл, никогда его не подводивший, подсказывал, что из-за этой некрасивой ссоры они теряют гораздо больше тех денег, какие не хотел делить Джеймс. «Слуги лорда Стрейнджа» остались в «Театре». Со временем они перешли под покровительство графа Пембрука и стали именоваться «Слугами лорда Пембрука».

Ричард Бербедж был моложе Уилла на три года. Светловолосый и светлоглазый, высокий и плотный он был полной противоположностью гибкому, поджарому, среднего роста, с темными кудрями и лукавым искрящимся взглядом Уильяму. Оба молодых красавца и таланта соперничали не только на театральной сцене, но и на любовной арене.

Уилл написал роль Ричарда III специально для друга. «Коня, коня, полцарства за коня!» — понеслось по столице и за ее пределы. И уже другие авторы стали перепевать этот мотив в бессчетных вариациях: «Мужчину! Мужчину! Полцарства за мужчину», «Корабль! Корабль! Сто марок за корабль!», «Дурак! Дурак! Колпак за дурака».

Ричард Бербедж в роли Ричарда III был прекрасен. Волны восторга окатывали его не только в театре, но и за его пределами. Однажды он получил записку следующего содержания: «Я видела тебя, но не видела, как ты играешь. Назовись Ричардом III, и ты будешь играть на мне столько, сколько хватит твоего таланта». Далее следовало указание времени и места свидания.