Говорит и показывает Россия - Аркадий Островский

В течение нескольких недель Ельцин сбросил десять килограммов и перестал пить. К нему вернулись былая харизма и энергия. Он начал летать по всей стране и проводить предвыборные встречи с избирателями. Он опускался в шахты в Воркуте, где шахтерам месяцами не выплачивали зарплату. В белой накрахмаленной рубашке в страшную жару он танцевал твист перед молодежью в Ростове. За три месяца предвыборного марафона Ельцин облетел двадцать шесть областей, разбросанных по девяти часовым поясам России.

Главная стратегия ельцинской кампании состояла в том, чтобы мобилизовать антикоммунистический электорат, представив грядущие выборы как последний и решительный бой между советским коммунистическим режимом и демократическими реформами. Перед СМИ стояла задача актуализировать у людей страх перед возвращением коммунистов к власти. Угроза была несколько преувеличена – отчасти потому, что коммунисты не так-то уж рьяно рвались к реальной власти в стране. Однако именно эта угроза послужила поводом и идеальной почвой для сплочения ельцинского электората.

Дух проводимой кампании хорошо иллюстрировала выдержанная в агитпроповском стиле газета “Не дай Бог!”. Выпускал ее Владимир Яковлев, основатель “Коммерсанта”. “Не дай Бог!” с тиражом в 10 миллионов экземпляров распространяли бесплатно во всех регионах России. Агитка пугала избирателей пустыми полками и длинными очередями в магазинах, проводила параллели между Зюгановым и Гитлером и печатала интервью с известными артистами, которые рассказывали, что боятся кровопролития и разрухи в случае победы коммунистов. Бюджет издания (восемь миллионов долларов, по свидетельству одного из создателей газеты) и источник денег сохранялись в строжайшей тайне. Газеты, впрочем, были мелкокалиберным оружием – тяжелой артиллерией стало телевидение.

Чтобы мобилизовать молодежь, которая обычно вообще не ходила на выборы, участники ельцинской медиакампании придумали броский лозунг “Голосуй, или проиграешь!”, взяв за образец лозунг из президентской кампании Билла Клинтона Choose or Lose! (“Выбирай, или проиграешь!”). Что именно рисковали проиграть и потерять избиратели, наглядно демонстрировалось при помощи видеороликов и анимации. “Если у вас в холодильнике не стало продуктов, если по всем каналам телевизора идет одна и та же программа, если по почте к вам стала приходить всего одна газета и вы больше не можете ездить за границу, то это значит, что наступило «светлое завтра»”, – предупреждал голос за кадром в одном таком мультфильме. Еще более важный лозунг “Голосуй сердцем!” был адресован избирателям постарше, которые обычно голосовали более активно. Предвыборные ролики показывали простых россиян, которые под меланхоличную музыку спокойно рассказывали о своих семьях, о том, как им жилось при коммунистах, о репрессиях и коллективизации, о нежелании возвращаться к советскому строю и о своих надеждах на Ельцина. “Если к власти придут коммунисты, у меня отберут землю, как раньше”, – говорил фермер. “Пускай Ельцин продолжит начатое, пусть доводит до конца-то хорошее”, – настаивала пожилая женщина в платке. Какими бы мотивами ни руководствовались те, кто придумывал лозунги, ельцинская кампания апеллировала к лучшим стремлениям россиян.

Рекламные ролики начинались с обзора славных моментов политической карьеры Ельцина и продолжались эпизодами его предвыборного марафона. Вот Ельцин посещает древний город Ярославль и обещает его обнищавшим жителям “дать все и ничего не отбирать”. А вот он в заново отстроенном Храме Христа Спасителя – “разрушенном коммунистами и восстановленном при Ельцине”. Коммуниста Геннадия Зюганова, напротив, показывали в обществе олигархов в Давосе или в VIP-залах международных аэропортов.

Телекритик Ирина Петровская сетовала: “НТВ – печаль и боль моя! Куда подевались беспристрастность и объективность, так поразившие некогда уставших от бесстыдной пропаганды российских зрителей? Куда вдруг испарилась подчеркнутая европейская корректность? Евгений Киселев – академик национальной академии телевидения, лауреат премии ТЭФИ, гордость российской политической журналистики – поразительно напоминал по манерам и повадкам политобозревателей Центрального телевидения”. Петровская думала о последствиях: “Если они добьются [переизбрания Ельцина], сможет ли телевидение вернуться к демократическим принципам? Позволит ли это новая (старая) власть? Или она превратит временный роман со СМИ в принудительное поклонение?”[287].

Хотя отдельные руководители СМИ воспринимали ельцинскую кампанию исключительно как способ заработать, большинство журналистов примкнули к президентскому марафону потому, что им было что терять. Приход к власти коммунистов или победа коржаковского клана положили бы конец свободной журналистике и тому особому статусу, который она обрела в ельцинской России. Киселев говорил: “Да, мы были необъективны, но мы искренне считали – и до сих пор считаем, – что победа Ельцина спасет страну, а Зюганов отбросит ее назад. Мы защищались. Когда дом охвачен пламенем, вы бросаетесь его тушить и не думаете о том, что вода попортит книги и ковры”[288].

По меркам самого НТВ, каким оно было при основании, информация о Ельцине, безусловно, подавалась предвзято. По меркам российского телевидения конца 2000-х, когда оно превратилось в орудие чистой пропаганды, напротив, освещение выборов 1996 года было образцом сдержанности и политической культуры. Что еще важнее, Малашенко и его журналисты вели кампанию не просто за Ельцина как такового, а за такого Ельцина, который закончит войну на Кавказе, продолжит реформы и сделает Россию открытой европейской страной. НТВ продолжало освещать войну в Чечне, не делая скидок на выборы. “Это для меня создавало все время тяжелые проблемы в Кремле. Я отбивался. Говорил: хотите, чтобы картинка выглядела по-другому? Делайте что-нибудь там. Не надо лечить изображение в телевизоре”, – вспоминал Малашенко[289].

31 марта Ельцин заявил, что готов к мирным переговорам, и пообещал найти “политическое решение кризиса”. Через несколько недель, 21 апреля, Дудаев был уничтожен, а Ельцин вылетел в Чечню, чтобы встретиться со старейшинами и поблагодарить солдат за службу. “Мир в Чечне восстановлен”, – торжественно объявил Ельцин, по сути признаваясь в том, что армия оказалась не в силах подавить восстание. Театрально положив листок бумаги на броню БТР, Ельцин подписал приказ о демобилизации и переводе солдат в резерв. Как показывали опросы общественного мнения, рейтинг Ельцина неуклонно рос, тогда как рейтинг Зюганова или замирал, или падал. В Москве, Петербурге и других крупных городах Ельцин явно опережал Зюганова. Наиболее активно его поддерживали образованные, молодые и профессионально востребованные россияне, то есть те, кто и составлял целевую аудиторию НТВ.

Помимо мобилизации избирателей, телевидение выполняло еще одну важную функцию: оно доносило сигнал из Кремля до региональных начальников, многие из которых являлись бывшими секретарями КПСС и тяготели к коммунистам. Хорошо обученные советской “сигнальной” системе, они считывали в программах НТВ “линию партии”. К концу весны 1996-го команда Малашенко явно одерживала верх над коржаковской группой внутри Кремля. Накануне первого тура выборов Киселев опубликовал статью в журнале “Итоги”, который тоже входил в медиаимперию Гусинского. “Ельцина поддержат, несмотря на постыдное для России современное издание троекуровщины, когда бывший кагэбэшный телохранитель в звании майора стал человеком номер два в государстве… Все эти кремлевские «дядьки» ничего не простят. Не простят и нам, журналистам, того, как мы освещали эту президентскую кампанию…”[290].