Жена башмачника - Адриана Триджиани

Элегантный особняк отличался особенной, романской роскошью, а еще, как и большинство сооружений, порожденных последними веяниями в архитектуре, выглядел очень современным. Полукруглые арки окон были словно вплавлены в золотистый песчаник, как драгоценные камни. Мощные, окованные железом двери из красного дерева, похожие на ворота старинного замка, были распахнуты настежь и украшены гирляндами из кедровых веток, клюквы и грецких орехов. Энцу поразило, как простые орехи и ягоды, каких сколько угодно в родных горах, превратились в изысканное украшение лучших домов Нью-Йорка. Она напомнила себе, что надо написать об этом матери.

– Вот здесь. Дом Джеймса Бердона. – Лаура сверилась с запиской. – Мы должны подойти к черному ходу и спросить Хелен Фрай. Она здесь домоправительница.

– Это не дом, это дворец, – сказала Энца, оглядывая здание.

– Это дворец с кухней. Пойдем.

Энца пошла за Лаурой к заднему крыльцу. Там Лаура спросила дорогу у лакея, и он направил их в маленькую прихожую. Не успели они войти, как вынуждены были прижаться к стене, пропуская вереницу официантов, несших тосканские вазы с ярко-розовыми пионами, алыми розами и зелеными яблоками. Энца и Лаура с недоумением переглянулись.

Лакей распахнул двери в круглый зал, и девушки заглянули внутрь.

Им открылся роскошный вестибюль. Жемчужно-белыми там были и мраморный пол, и стены из песчаника, и даже ведущие туда ступени – в противоположность величественной главной лестнице, чьи ступени напоминали черные клавиши фортепьяно. Широкая мраморная лестница в сицилианском стиле, огороженная причудливой решеткой с узором из золоченых листьев, изгибалась змеей. Перила были обтянуты черным бархатом, и Энца представила, что чувствуют гости, поднимаясь по этой лестнице на прием, когда их затянутые в перчатки руки скользят по гладкому ворсу.

Вазы расставили на пьедесталах по всему периметру атриума – яркие вспышки цвета на фоне бледного мрамора. Белые толстые свечи из пчелиного воска, вставленные в хрустальные раструбы, сеяли вокруг мягкий преломленный свет, заставляя мрамор сиять.

– Где они взяли пионы зимой? – прошептала Лаура.

Кухня оказалась размером с главный цех фабрики Меты Уокер. Длинные алюминиевые столы с деревянными вставками для резки продуктов вытянулись вокруг центра комнаты, напоминая беговую дорожку. Поверху были развешены начищенные горшки и сковородки. Вдоль стены шел ряд гладких решеток для запекания, вокруг них суетились повара в белом, которыми руководил шеф-повар в колпаке. За кухней была комната, где готовили сервировку; расставленная на подносах посуда из тончайшего фарфора ждала, когда ее наполнят и отнесут к столу. За распахнутыми дверями виднелся внутренний дворик, там слуга в белом фартуке и шерстяной шапке размешивал мороженое. Когда он налегал на ручку мороженицы, сделанной из старого деревянного бочонка, изо рта у него вырывались клубы пара.

Кухня походила на хорошо смазанный механизм, одна операция без запинки следовала за другой. Работники почти не разговаривали, подавая сигналы жестами. Первой, с кем познакомились Энца и Лаура, стала Эмма Фогарти, деловитая молодая женщина примерно их лет, со светло-каштановыми косами, скрученными в узел, и ярко-синими глазами. На ней был коричневый халат, полностью скрывавший фигуру, а на ногах – деревянные башмаки и красные шерстяные гольфы. Она что-то писала на большой доске, увидеть которую можно было из любого угла кухни.

– Нас прислали из агентства Дендроу, – сказала Лаура.

– Обеих?

– Да, мэм.

– Переодеться – и мыть посуду. Я покажу.

– Нам велели обратиться к Хелен Фрай.

– Вы ее даже не увидите. Она наверху, складывает салфетки.

– Я Лаура Хири, а это Энца Раванелли.

– Эмма Фогарти. Командую кухней.

Она указала на платяной шкаф, и девушки оставили в нем свою верхнюю одежду. Эмма вручила каждой по халату вроде тех, что были на ней. Лаура и Энца натянули свои балахоны, пока пробирались за Эммой по кухонным катакомбам. Вдоль длинного коридора тянулись шкафы высотою до потолка, сквозь маленькие окошечки в дверцах можно было разглядеть стопки тарелок, пирамиды чашек, супниц, мисок и целые полки бокалов.

Эмма провела девушек темной деревянной лестницей вниз, в тускло освещенную комнату, посреди которой стоял большой деревянный стол, окруженный табуретками. На дальней стене виднелась открытая пасть кухонного лифта, внутри громоздилась стопка пустых подносов. Под лифтом был металлический лоток с трубой для отбросов, ведущей к дыре в полу. Далее буквой «L» располагался целый ряд глубоких раковин, на их краны были натянуты съемные резиновые насадки. Раковины разделялись деревянными выступами, на которые ставили тарелки, чтобы с них стекла вода.

– Сегодня большой прием. Двести человек. Вы должны делать все быстро, но очень осторожно. У нас здесь русский фарфор, свадебный подарок Берденам от царя. – Она приподняла руку, словно призывая молчать. – Не спрашивайте. Он позолоченный. Завтра, когда посуду расставят по шкафам, Хелен Фрай осмотрит каждый предмет в поисках царапин и все пересчитает. Так что смотрите ничего не разбейте. Вы будете счищать объедки, а затем мыть тарелки. Если израсходуете горячую воду, тотчас сообщите мне, иногда такое бывает. Потом высушите тарелки и отполируете чистыми полотенцами, они вон там наверху, на полке. Затем положите в замшевые футляры. Никогда в жизни не ставьте тарелки одна на другую без замши, иначе меня швырнут в печку. Когда вечеринка закончится, мы поднимем их на лифте к шкафам.

У Энцы голова шла кругом. Эмма трещала не переставая, как клавиши пишущей машинки. Энца едва понимала, что та говорит.

– Все ясно? – спросила Эмма.

– Да, абсолютно, – ответила Лаура.

– Если понадоблюсь, то я наверху, на кухне. Сейчас все тихо, но прием начнется примерно через час, затем подадут коктейли. Следите, чтобы лифт не простаивал. Не задерживайте его здесь, внизу. Предыдущую судомойку чуть не застрелил дворецкий, он пришел в ярость, когда не смог отправить вниз бокалы. Затор – наш злейший враг, девушки. – Эмма подошла к лифту и начала крутить ворот. Золотые подносы плавно поплыли вверх.

– Спасибо, – хором сказали Лаура и Энца.

– Не благодарите меня. Вы исполнитесь праведного гнева, когда увидите, сколько тарелок вам предстоит вымыть. Но так устроен мир. Богатые наслаждаются жизнью, а мы убираем за ними отбросы. Кому как повезет, я считаю.

Когда грязные тарелки прибыли, Лаура и Энца быстро выработали свою систему. Так же, как и на фабрике, они нашли способ экономить время. Лаура одной рукой счищала объедки, передавала тарелку Энце, та клала ее в мыльную воду, оттирала и относила в другую раковину, там споласкивала и ставила сушиться.

Поскольку между переменами блюд гости ели, это время удавалось использовать, чтобы не отставать. Главная хитрость состояла в том, чтобы чистые тарелки оставались в сушилках, пока у девушек не дойдут до них руки. Время для них появлялось, когда накрывали к следующей перемене, а посуду от предыдущей спускали вниз.