Изгой - Юрий Никитин

Раздался треск. Дверь выгибалась под тяжелыми ударами, нодержалась, и тогда оба стража ухватились за топоры, начали бешено рубитьтолстые доски. Олег выждал, потом ударил плечом. Наполовину расколотая дверьразлетелась в щепы, он торопливо шагнул в пролом, не заботясь о том, что сверхупадают тяжелые деревянные обломки.

В обширных покоях пусто, мертво, безжизненно. Узкое окнооткрыто, оттуда врывается свежий ветер. Первой мыслью Олега было, что Колоксайпокинул через окно, но в эту узкую щель едва пролезла бы его голова...

И тут он увидел на ложе неподвижное тело. Колоксай лежалвниз лицом, раскинув руки. Пальцы вцепились в подушки, смяли и так застыли.

— Колоксай! — заорал Олег. — Черт, что тытворишь, Коло!..

Плечо Колоксая показалось твердым и застывшим, как холоднаяплита мрамора, а сам он выглядел срублен-ным дубом, что рухнул, как стоял,накрыв растопыренными ветвями ложе.

Вдвоем с Окоемом перевернули его на спину. Синие глазабезжизненно смотрели в потолок, золотые волосы мертво разметались по подушке.Олег поспешно приник ухом к твердой груди. Поначалу ему показалось, что онположил голову на каменную плиту, холодную и недвижимую, но обостренное ухочеловека из Леса уловило нечто, что и на жизнь не похоже, но еще и не смерть.

— Зови своего колдуна! — велел он страшнымголосом. — Быстро!.. Все травы, отвары... Он знает какие!

Еще три дня дрались за жизнь, что упорно выскальзывала из ихрук. Колоксай находился в забытьи, а едва, удавалось пробудить в нем сознание,тут же снова нырял в спасительную черноту.

Олег, отчаявшись что-то сделать, наконец опустил руки, селрядом на край ложа и заговорил монотонно:

— Ты в отчаянии, что твой сын Гелон отдал свою жизнь вобмен на твою. Ты винишь себя... Но у тебя еще двое! Двое сильных и отважных,как львы, могучих, как слоны. Они смотрят на тебя с надеждой, ты нужен им. Скифв таком отчаянии, что готов покончить с собой, но, если он это сделает, этобудет уже твоя вина... Ты трусишь, ты уходишь от этого мира. А ты нужен, натебя смотрят... От тебя многое зависит. Если подохнешь, то наплюешь и на могилусвоего любящего сына Гелона. Выходит, он отдал жизнь напрасно...

Он говорил долго, повторялся, убеждал, находил новые доводы,возвращался к старым и поворачивал их под другим углом. Наконец от Колоксаядонесся тяжелый вздох, будто качнулась и дохнула вся комната. Он все еще недвигался, но Олег чувствовал, как в могучем теле вздрогнуло и началосокращаться сердце, по ссохшимся жилам с трудом начала пробиваться горячаякровь.

Окоем посмотрел на Олега ошалелыми глазами. Угарч тут жевыскользнул, за дверью донесся его топот, удаляющийся крик. Вскоре в покоивошел и тихонько сел у самой двери Скиф. Он был желт, как покойник, только взапавших глазах огонь горел еще злее и неукротимее.

Олег сказал громче:

— Колоксай, как бы тебе ни хотелось вот так лежать ивинить себя... но нельзя эту цветущую страну оставлять без хозяина. Вообщенельзя, чтобы за кордонами слышали, что здесь стадо без пастуха! Гелон — твойсын. Хотел ты или не хотел, никто тебя спрашивать не будет, но теперь ты вместоГелона. И на месте Гелона. Пусть Окоем объявит, что трон не пуст!.. Колоксайдержит в своей крепкой руке эти земли, и если кто попытается прийти незваным,то лучше бы им было прийти к мирному Гелону, чем к мстительному Колоксаю!

Скиф подпрыгнул вместе со стулом, Олег видел, как надежда вего глазах вспыхнула ярче, однако с ложа донёсся стон, затем слабыйпрерывающийся голос:

— Мстительному?.. А я раньше был не очень... Олег, тыговоришь не обо мне...

— Ладно, но пусть все равно Окоем объявит, что ты натроне. Так оно и есть, но пусть сообщит. Пусть гонцы поскачут во все стороны.

— Нет, — прошептал Колоксай. — Ты непонимаешь... Как ты можешь заглядывать в глубины вещей, и в то же время пораженслепотой, когда дело касается людей? А ты подумал своей дурной головой, что ябуду выглядеть для всех... чуть ли не убийцей Гелона? Меня будут постоянносравнивать с Гелоном, будут упрекать, а мои указания перестанут выполнять... ия не смогу их винить, ибо им будет казаться, что они предают Гелона еслипослушаются меня...

Олег наклонил голову. С трудом, но все же пони-мал, толькотрудно осознать, что это говорит прежний Колоксай, свирепый и вспыльчивый,никогда не рассуждающий.

Колоксай зашевелился, медленно сел. Взгляд его упал насидящего у двери юношу. Скиф ответил прямым преданным взглядом, нежным илюбящим. Олег поежился, один с черными как смоль волосами, у другого как потокирасплавленного золота падают на плечи, но глаза одинаково пронзительно-синие,яркие, светящиеся дивным огнем.

— Ты, — сказал Колоксай, — ты на троне. Скиф!Сможешь и править... здесь мудрые советники, сможешь и защитить вооруженнойрукой! Ты станешь достойным правителем.

Скиф вскочил так резко, что стул за его спиной упал сгрохотом.

— Я? Чтоб ненавидели меня?

Он уставился на Колоксая с великим изумлением, не веря, чточеловек, из-за которого он ушел от матери и теперь готовится отомстить, так егопредал.

Олег с досадой хлопнул ладонью по столу. Получилось неожиданнозвучно, все умолкли, смотрели на него.

— Что вы все о себе! — крикнул онраздраженно. — Боитесь, как бы чего не подумали?.. Чистенькими,незапятнанными хотите остаться? А о них подумали? Страна не может быть безсильного правителя!..

Колоксай напомнил:

— Ты однажды говорил, что может.

— Но не в этом мире, — сказал Олег ещезлее. — Не в мире, где соседи только и смотрят, чтобы здесь властьослабела, чтобы в Гелонии перестали точить мечи! Зачем твой сын строил толстыестены? Зачем укреплял крепости, готовил запасы оружия?.. Кто-то должен сесть натрон прямо сегодня. Я боюсь, что в соседних странах уже срочно седлают коней.

— Я не могу, — ответил Скиф глухим голосом. —Я на алтаре дал великий обет, что отмщу за убийство отца. Я не могу... и нехочу отказаться от клятвы. Это будет не по-мужски.

Колоксай после паузы сказал тихо:

— Сын... Я тебя очень люблю. У меня слезы на глазах,потому что я, оказывается, кому-то дорог... Мне всегда казалось, что я совсемлишний на свете! И меня никто никогда не любил. А я настолько жаждал этойлюбви, что однажды... Сын мой, много позже я понял, что я не должен был такделать. Это была моя вина...

Скиф закричал бешено:

— Что ты говоришь?.. Ты подумай, что ты говоришь? Онаже убила тебя! Ты умер в корчах, в муках от яда!

Колоксай кивнул:

— Меня могла спасти другая женщина... я не стануназывать ее имени, иначе ринешься мстить и ей, но я когда-то обидел и её... иона... не стала. Мир жесток, Скиф. Одна жестокость вызывает другую. Ответную!Но первый камешек бросил я. И покатилась, покатилась лавина. Вот сейчас мыпотеряли Гелона... Это тоже моя вина! Если вернусь в мир чёрного солнца иброшусь в ноги богам, умоляя поменять меня на Гелона, они только рассмеются мнев лицо! Ибо Гелон намного ценнее. Это вообще был самый ценный человек для родалюдского. Но истинную ценность людей понимаем только после их смерти.