Конец "Золотой лилии" - Валентин Пронин

– Бывай, брат. Берегись вражьей пули.

Недели через три после Нового года Маслаченко позвонил Ряузовым и попросил Дмитрия явиться к нему.

Дмитрий приехал, припарковал свои темненькие «Жигули». Предъявив дежурному офицеру паспорт, поднялся на второй этаж.

Привстав, Маслаченко пожал Дмитрию руку, указал на стул. Он сказал, что чернявого молодца, подозреваемого в покушении на жизнь Кульковой, пока не нашли. И зацепок никаких, просто поразительно бесследное преступление.

Выйдя из комнаты Маслаченко, куда впорхнула худенькая девушка с погонами лейтенанта и очень выразительными карими глазками, Дмитрий Ряузов слегка недоумевал. Ему казалось не вполне понятным, зачем симпатичный Андрей Андреевич вызывал его к себе на этот раз.

Однако главный разговор для Дмитрия не закончился. В коридоре он встретил высокого мужчину с седеющими висками. Левую руку он держал в кармане потертого пиджака. Серый свитер подпирал воротом костистую челюсть. В голове Дмитрия сразу возникла неуверенная догадка.

– Вы от Маслаченко? – спросил высокий в потертом пиджаке. Взгляд его был внимателен и суров. На лице как бы невольно возникала по временам гримаса сдержанного раздражения. – Ряузов? Сын покойного пенсионера Слепакова? Вы не спешите? Свободны?

– Да, – оптом ответил на все вопросы Дмитрий. – А вы капи…

– Майор Сидорин. Пройдемте ко мне. Нужно поговорить.

Спустя час они вышли из милицейского управления, сели каждый в свою машину и поехали – «Жигули» следом за сидоринской «Волгой».

Приехали к какому-то человеку, жившему на Кутузовском проспекте в роскошной квартире с множеством картин, висевших по стенам в золоченых рамах. Хозяин квартиры был стар, лыс, крючконос, с умными, проницательными глазами. После длительных переговоров, в процессе которых Сидорин то упрашивал о чем-то лысого, то злился и угрожал ему, пришли к соглашению. Дмитрий просто при сём присутствовал, почти не вмешиваясь. Иногда осторожно поддакивал Сидорину.

– Ну, Самсон Галактионович, чтобы не дай бог кому стало известно. Ты знаешь, Карепанов расправится без пощады. Получится тогда, что картины зря собирал.

– О чем речь, Валера! – скорчил морщинистую физиономию хозяин антиквариата. – Раз договорились, всё шито-крыто. Мне этот Макар вот где, клянусь… – он постукал ребром ладони себе по шее. – Нашей корпорации Макар что кость поперек горла. Портит отрегулированные, нормальные отношения с властями. Пришла пора действовать. Начнем с «Золотой лилии»? Наши интересы в России, дорогой мой, а не… в третьих странах. И эта наглая дылда Маринка Илляшевская… Хватит!

– Вот я и говорю, – повеселел угрюмый Сидорин, – у меня к ней тоже… претензии…

– Но у Маринки кто-то есть в МУРе, учти, – сказал Самсон Галактионович.

– Учли. Того, кто ее вытаскивал, вчера арестовали за «крышевание» ряда развлекательных объектов. И за «общак» с наркодилерами. Не выкрутится.

– Ага! Вовремя, хорошо… А молодой человек справится?

– Должен, – майор Сидорин хлопнул Дмитрия по плечу. – У него во всем этом тоже есть свой интерес. Да и школа хорошая.

– Сколько ему? – спросил лысый майора, словно Дмитрий сам не мог ответить на этот вопрос.

– Двадцать, – холодно констатировал Сидорин. – Ничего, сойдет. Парень способный.

– Ладно, начинайте. Я свое дело сделаю четко, как в аптеке.

– Мы поехали, Самсон Галактионович.

Спустя неделю, по рекомендации одного из охранников, Илляшевская решила взять еще стража, молодого, рослого, плечистого парня с приятным мужественным лицом. Проверила паспорт, поговорила о новом кадре по мобильному телефону. С кем – непонятно. Но показалась удовлетворенной полученными сведениями.

– Где служил? – спросила рослого парня Марина Петровна.

– В горячих точках.

– Род войск?

– Спецназ.

– Лёля, выдай ему камуфляжную форму, – приказала директриса шатеночке с детским личиком, бывшей певичке в ночном шоу, а теперь администратору «Золотой лилии» вместо Любы Коковой.

Шатеночка поморгала невинными глазками, покивала головкой. Но лишь Марина Петровна отвернулась, жадно зыркнула на вновь принятого и поджала ротик, с трудом удерживая распутную ухмылку. Тут же Илляшевская сказала Дмитрию Ряузову:

– С девушками не крутить. Никакого общения. Свои дела устраивай в другом месте.

– Понял.

– Григорий, – она указала на рекомендовавшего охранника, – разъяснит по поводу средств защиты. Получишь помповое ружье. Боевое оружие есть? Только правду.

– Есть.

– Сюда пока не приноси. Я скажу, если понадобится. Завтра выходишь к девяти утра. Через два дня на третий – в ночь.

Дмитрий Ряузов дисциплинированно приходил на службу, вовремя уходил. Всегда чисто выбритый, вежливый и спокойный. С остальными охранниками не матерился, водку не пил. На служащих женщин и артисток, иногда сталкиваясь случайно, старался не обращать внимания. Да и не на кого было заглядываться. Размалеванные, фальшивые; глаза у всех холодные, жадные, равнодушные. Впрочем, сложены многие девушки были великолепно. По роду службы видел их редко, издалека.

Как-то охранница Инга, доверенный человек Илляшевской, в ночное дежурство вызвала его из охранной комнаты и поманила к себе. Недоумевая, Дмитрий подчинился. Они зашли в дом через главный вход, спустились по лесенке куда-то, где обычно происходило ночное представление. Полумрак (только контрольная лампочка сбоку), убранные кресла, сдвинутые к стене изящные столики. В глубине небольшого зальца эстрадная площадка, накрытая синтетическим покрывалом.

Инга потащила с головы черный шлем с полумаской, кинула вместе с длинными перчатками на мраморный подзеркальник. Нетерпеливо расстегнула “молнию” кожаного одеяния, сбросила на пол. Повалилась на бархатный диванчик, стала снимать сапоги, кряхтя и ругаясь шепотом.

– Ты чего? Зачем раздеваешься? – растерянно спросил Дмитрий, наблюдая в полумраке ее странное поведение.

– Помоги, чего стоишь! – досадливо произнесла Инга сипловатым мальчишеским голосом. – Не могу, приспичило… Сил нет терпеть…

– Что такое? Живот заболел? В туалет хочешь?

– Да какой туалет! Мужика я хочу, горит во мне всё… Иди сюда, Митька, – потребовала Инга, разводя ноги и отшвыривая один сапог.

Дмитрий отшатнулся, не зная, что и сказать.

– Нет, – заявил он, наконец, сердито, вспомнив о цели своего пребывания здесь. – Директор не разрешает. Не желаю я терять тысячу баксов в месяц. Давай, одевайся обратно.

– У-у, сволочь, дурак, скотина… – слезно заныла рябоватая охранница. – Ну прошу тебя, вернись… Хуже будет… Скажу, что ты меня изнасиловал…

– Нет, – Дмитрий отвернулся и со стуком побежал вверх по лесенке, еле удерживаясь от смеха и одновременно подавляя досаду.