Конец "Золотой лилии" - Валентин Пронин

– От наших следственно-оперативных данных тоже кое-что зависит, Марина Петровна.

– Конечно, конечно, – откликнулась директриса «Золотой лилии». – Сделайте, что возможно.

Пока местная опергруппа работала в ярко освещенном дворе, взамен «скорой помощи» прибыла машина из морга. Затем въехал милицейский УАЗ из Москвы.

– Капитан Маслаченко, – подойдя, сказал Андрей Уголькову и взволнованно повернулся к Рытькову. – Ну, что?

– Сидорин ранен неопасно, но врач его забрал тоже. А Галя плоха. Повезли в реанимацию. Воспаление легких перешедшее в…

– Быстротекущий плеврит, – подсказала Илляшевская с участливым и даже горестным выражением на лице. – Бедная Галочка, так жалко ее…

– Она действительно болела и не брала бюллетень? – спросил Рытьков, отвлекаясь от фиксации пулевых отверстий в «Волге» Сидорина. (К эксперту Анне Семеновне присоединился прибывший со строгинцами Гальперин, модно одетый молодой человек.)

– Кашляла немного, – Маслаченко недоуменно развел руками. – А так как бы ничего особенного. И вдруг внезапно выясняется… Как получилось-то?

– Да вот поняла, что Галя сильно заболела, известная тебе госпожа Илляшевская, когда похитила ее со своим сотрудником… – Рытьков указал движением подбородка на труп Цаканова, – …и везла сюда в «мерседесе». Говорит, влюбилась, не могла снести разлуку.

Маслаченко посмотрел на Илляшевскую пристально и молча, с отвращением, отвернулся.

* * *

Галя Михайлова умерла через два дня. Это произошло после того, как ее отключили от аппарата искусственного дыхания. Аппарат в районной больнице был единственный и срочно понадобился привезенному ребенку, погибающему от последней стадии туберкулеза; проглядели родители-алкоголики, постоянно находившиеся в хмельном тумане.

Никто из медицинского персонала не ожидал Галиной смерти. Наоборот, была надежда на улучшение. Думали, сумеют «вытащить» двадцатитрехлетнего оперуполномоченного. В скором времени собирались переправить ее в Москву, в легочный институт. Не пришлось.

Капитан Сидорин накануне уехал обнадеженный. Убедили его, что Галя миновала кризис и скоро поправится. Когда он узнал, горе капитана было нестерпимым. Дальнейшее существование представлялось ему теперь как бы бесцельным.

На похоронах Сидорин не удержался от слез. Стоял, как каменный, а соленые извилистые ручейки текли по впалым щекам. И как-то само собой получилось так, что, не зная о его чувствах и планах в отношении Гали, все безмолвно выбрали его центральной фигурой скорби над этой ранней могилой. Хотя плакали, провожая Галю Михайлову в последний путь, и Маслаченко, и затасканный по инстанциям из-за меткого выстрела Рытьков, и непробиваемо хладнокровный Гороховский.

Майор Полимеев отсутствовал: он оформлял переход на Петровку и совершенно не имел времени.

Вытирали платочками слезы знавшие Михайлову женщины из управления. По-бабьи хлюпая, по-деревенски подвывая, печалились какие-то простоватые тетки-родственницы. С ними приехали и несколько родственников-мужчин.

Мамы Гали, Капитолины Ивановны, при прощании на кладбище не было. Еще по прибытии в морг она упала в обморок. Затем ее увезли с тяжелым сердечным приступом. О дальнейшей ее судьбе большинство сотрудников управления не ведало. Впоследствии навещал раз-другой только Сидорин. Через пару недель, залечив плечо, он включился в обычную оперативно-розыскную деятельность и скорбные посещения Капитолины Ивановны прекратил.

В день похорон, когда печальная церемония закончилась, на свежей могиле установили временный крест и табличку с фамилией покойной. Галины родственники приглашали заключить похороны традиционными поминками. Но ехать к поминальному столу нужно было куда-то за город. Многие из присутствующих не смогли отлучаться на целый день из-за служебных обязанностей.

Не отказались только ближайшие Галины сотрудники – опера «убойного» отдела: Рытьков, Маслаченко, Гороховский, практикант Петраков, который тоже сильно расстроился, хотя знал Галю совсем немного. Собрался присоединиться к ним и капитан Сидорин.

В эту минуту подошли две запоздавшие молодые женщины: высокая негритянка в клетчатом пальто с капюшоном и плотная миловидная особа, у которой из-под вязаной шапочки выбивались темно-рыжие пряди. Обе принесли цветы, недорогие гвоздики в целлофановых обертках.

Положив на могилу букеты, молодые женщины вытерли мокрые глаза. Почему-то они избрали объектом своего внимания именно Сидорина. Видимо, это имело некий интуитивный подтекст и бесспорное предопределение.

– Извините, – совершенно без иноземного акцента начала негритянка, – вы родственник Гали Михайловой?

В отличие от сослуживцев Сидорин был не в милицейской форме, а выглядел штатским зачуханным гражданином. Он заменил кожаную куртку (из-за дырки от пули) на старый плащ с подстежкой. В руке держал черную суконную кепку.

– Я не родственник. Мы вместе работали, – ответил изжелта-бледный от раны капитан, по привычке не распространяясь в изложении деталей.

– Вы музыкант? – Девушки не вспомнили его по наезду на «Золотую лилию».

– Нет, не музыкант.

– А правда, что Галя была не только аккордеонистка, но и милиционер… оперативный сотрудник?

– Откуда у вас такие сведения? – отметая приуставшую печаль, насторожился Сидорин.

– Мы думали сначала, она арестована и будет срок отбывать. Потом узнали, что ее отпустили, – объяснила рыженькая девушка.

– От кого узнали?

– От бывшего шефа, от Илляшевской. Мы ведь с Галей вместе играли в музыкальной группе в Барыбино.

– И что же вы узнали?

– Когда Илляшевская вернулась после ареста…

– Задержания.

– Ну да, задержания… Она вызвала нас и объявила: вся труппа увольняется. Будет набираться новая. А про Галю сказала, что она притворялась музыкантом. Из-за нее будто бы произошел наезд милиции. А почему Галя умерла?

– Ее убили? – присоединилась к подруге негритянка.

– Нет, она сильно простудилась. Не обращала внимания на кашель и прочее. А когда болезнь проявилась, поднялась высокая температура, ее похитили.

– Похитили? – Негритянка открыла рот и выкатила глаза. – Кто?

– Всё та же Илляшевская и ее охранник.

– Кажется, его шлепнули… – сказала неуверенно темнокожая девушка.

– Он был убит в перестрелке, – сухо подтвердил капитан Сидорин.

– Бог все видит, – обрадовалась рыженькая. – Это Илляшевская небось убрать Галю хотела.

– Ух, стерва! Ух… Взяли? Засадили за решетку? – ожесточенно сверкая глазами, спрашивала ее подруга.

– Илляшевская задержана. Ей предъявлено обвинение в похищении сотрудника уголовного розыска. Проводится следственно-оперативная работа.