Честь – никому! Том 1. Багровый снег - Елена Семенова

Между тем, Сергей Леонидович, сопровождаемый любопытствующими взглядами, переходил от кровати к кровати, щупая постели и заглядывая под одеяла.

– А вот у меня, так и подушки нет. Налегке приехал! – весело заметил он.

– Простите! А ваш чин? – осведомился один из офицеров.

– А как вы думаете? – игриво откликнулся Марков, явно получая удовольствие от своего «инкогнито», столь заинтриговавшего присутствующих.

– Поручик?

– Давненько был. Уже и забыл…

– Капитан?

– Бывал и капитаном, – засмеялся он.

– Полковник? – удивление офицеров нарастало.

– Был и полковником!

Даже Арсентьев чуть улыбнулся, развеселившись наблюдаемой сценой.

– Генерал?!

– А разве вы не помните, кто был в Быхове с генералом Корниловым?

– Генерал Марков?!

– Я и есть!

Тем временем, простившись с батальоном, вернулся и начал одеваться генерал Деникин.

– Одевайся, одевайся, буржуй! – смеясь, сказал ему генерал Марков, натягивая на себя заношенное серое пальтишко, рукава которого оканчивались где-то посередине между локтем и кистями руки, а воротник украшался имитацией барашка с вытертыми лысинами…

Естественным образом капитан Арсентьев оказался в Офицерском полку – и вновь под началом своего бывшего однокашника по Владимирскому училищу полковника Кутепова, получившим под команду третью роту.

За время похода Арсентьев стяжал себе славу блестящего разведчика. С разведкой в армии дело обстояло крайне тяжело. Никаких сведений о происходящем даже вблизи её продвижения получить не удавалось, а потому шли наугад, точно в тумане, не зная определённо, что ждет через несколько вёрст. За практически полным отсутствием конницы посылать вперёд разъезды было невозможно, иногда отправляли лазутчиков из опытных офицеров, но те попадали в руки большевиков и принимали мученическую смерть. А Ростиславу Андреевичу везло. Он ходил в разведку несколько раз и возвращался невредимым. Поэтому и теперь, когда явилась нужда, во что бы ни стало, выйти на связь с кубанцами, дабы обе кочующие по степи армии смогли объединить усилия, в разведку был отправлен именно капитан Арсентьев.

Одевшись простым черкесом, Ростислав Андреевич проворно пробирался по гористой местности. Недавняя картина истреблённого аула напомнила ему пепелище родного дома и всколыхнула незаживающую боль. Эту боль не могло исцелить ничего – и пролитая кровь врагов не становилась бальзамом для нанесённой ими страшной раны. Большевиков Арсентьев убивал хладнокровно: в бою и после боя, когда вызывали охотников на расправу. Он убивал хладнокровно, но не испытывая удовольствия. Он никогда не подходил к телу убитого врага, но, сделав один единственный выстрел, уходил прочь. И ещё было у Ростислава Андреевича табу: раненых он не добивал никогда, считая это поступком, не достойным офицера. Но тех, кто жалел пленных красноармейцев и вступался за них, как тот бывший правовед из Корниловского полка, капитан не понимал. Моралисты! Нашли место и время для отстаивания прав всякой сволочи… Первый раз Арсентьеву довелось участвовать в расстреле ещё когда держался Ростов: на одной из станций захватили нескольких матросов, какую-то бабу-большевичку и смуглого чернявого комиссара… Этот, последний, сразу напомнил капитану описание, данное старухой-кормилицей убийце его отца… Ещё не было приказа о расстреле, ещё только сгоняли с разных сторон захваченных красноармейцев, а Ростислав Андреевич ровным шагом подошёл к комиссару, с ледяным спокойствием выстрелил ему в голову и, круто развернувшись, ушёл. Убивать приходилось не только врагов. И среди Добровольцев встречались отдельные субъекты, не обременённые понятиями чести. Для чего пошли они в армию? Точно, не за идею. Вероятно, было им, по большому счёту всё равно, на чьей стороне быть – лишь бы предаваться всевозможной разнузданности. В освобождённых станицах они, по примеру красных, норовили поживиться за счёт мирных жителей. И, если за то, что армия брала в селениях, станичники получали плату, на которую уходил денежный запас Добровольцев, возимый Алексеевым в специальном чемодане, то грабежи отдельных её представителей могли свести на нет эти усилия по поддержанию достойного образа армии в глазах населения. Однажды Арсентьев застал за грабежом прапорщика, призванного на войну в последний год, а затем оказавшегося в рядах Добровольческой армии, где он успел уже отличиться не с лучшей стороны. Мародёр не побрезговал даже женским бельём. Ростислав Андреевич сухо процедил:

– Немедленно верните всё это, прапорщик! Или вы не знаете приказа Верховного?

– Они себе ещё наживут! – запальчиво возразил тот. – Ещё не хватало цацкаться со всякой!

Арсентьев смерил мародёра ледяным взглядом, который многих заставлял внутренне поёжиться. Чем этот мерзавец лучше черни, грабившей и жёгшей его собственный дом? И какое право имеет он носить погоны и гордое имя Добровольца?

– Положите всё на место и убирайтесь, – отчеканил капитан. – На первый раз я прощаю вам этот проступок. Но если вы попадётесь мне ещё раз, я убью вас, чтобы вы не позорили армию.

Прапорщик, одетый в казачьи шаровары и полушубок, явно с чужого плеча, зло посмотрел на капитана, побросал награбленное и покинул хату. Но на этом дело не кончилось. Через несколько дней, во время ночёвки в другой станице Арсентьев услышал женские крики. Поднявшись в дом, откуда они доносились, он застал там большой беспорядок. В углу лежала растрёпанная рыдающая баба с разбитым в кровь лицом, у сундука орудовал всё тот же мародёр, а из угла на него смотрела насмерть перепуганная девочка лет четырёх…

– Выйдете за мной, господин прапорщик, – ледяным тоном приказал Ростислав Андреевич.

Тот нехотя поднялся и, смерив капитана ненавидящим взглядом, последовал за ним. На углу дома они остановились.

– Что, под суд меня отдадите? – зло усмехнулся прапорщик. – В нашей армии людей мало, а вы их число ещё сократить хотите?

– Людей мы бережём, а нелюди армии не нужны, – ответил Арсентьев и выстрелил. Мародёр охнул и рухнул на землю…

О произошедшем Ростислав Андреевич доложил начальству, которое признало правильность его действий, хотя на будущее рекомендовало самосуда не устраивать. История стала известной, и с той поры Арсентьев не раз ловил на себе неодобрительные, настороженные взгляды, а однажды прожгла брошенная в лицо фраза:

– Вы просто прирождённый палач!

Фраза эта была сказана каким-то юнцом со смесью страха и восхищения. Ростислава Андреевича передёрнуло:

– В мирное время за подобные слова я вызвал бы вас на дуэль, – отчеканил холодно.

Дожил, называется, до светлого дня. Его, боевого офицера, никогда не кланявшегося пулям и привыкшего в бою прикрывать собой подчинённых, готового всегда положить живот за други своя, в глаза называют палачом! Хороша слава…

А в бою под Филипповским смертельно раненый в живот офицер молил: