Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начало возрождения «календарного» мироощущения стало заметным уже два десятилетия назад, когда впервые после большого промежутка времени к календарным праздникам, осмыслению их роли в культуре вообще и в литературе в частности, обратились этнография, фольклористика и литературоведение. Обилие научных исследований, посвященных святкам за последнее десять лет, не может сравниться с их числом за несколько предыдущих десятилетий. Результатом этого интереса к народному календарю явились новые интерпретации ряда литературных произведений, для которых, как оказалось, связь со святками и его мотивами является первостепенной[824]. Святочная тема в «Повести о Фроле Скобееве», произведении русской литературы, написанном на рубеже древней и новой истории, и в поэме Блока «Двенадцать» была «открыта» почти одновременно[825]. Литературоведы показали, что поэзия XX века, использовав новые резервы художественных средств, вместе с тем обновила и представления о святках как о времени, концентрирующем в себе глобальные исторические и культурные смыслы и ассоциации («Двенадцать» Блока, «Поэма без героя» Ахматовой, рождественские стихотворения Пастернака[826], И. Бродского и др.). Настоящая работа, первые очерки которой появились в начале 1980‐х годов, также была задумана на этой волне.
С конца 1980‐х годов в периодической печати начинают появляться перепечатки святочных и рождественских рассказов XIX и начала XX века[827], а также новые тексты с подзаголовком «святочный рассказ». В настоящее время этот процесс охватил массовые газеты и журналы, в которых, подобно тому, как это было в периодике второй половины XIX века, наряду с художественными праздничными произведениями теперь печатаются многочисленные и разнообразные материалы о празднике — подборки заметок о праздновании Рождества или Пасхи в дореволюционной России, этнографические очерки о происхождения праздника, истории его проведения, его смысле и т. д. и т. п. Одновременно с этим на прилавках книжных магазинов все чаще встречаются сборники с привычным в прошлом названием — «Святочный рассказ». Только за последние три года вышло пять таких сборников[828], и думается, что в ближайшее время можно ожидать появления не только антологий, в состав которых войдут когда-то давно опубликованные тексты разных авторов, но и сборников современных святочных рассказов.
Традиция календарной словесности оказалась поразительно живучей, свидетельством чему является ее быстрое и активное возрождение. Эта живучесть объясняется органичной потребностью человека жить в календарном ритме, создающем привычную смену будней и праздников. А празднику, как мы видели, всегда сопутствуют тексты, соответствующие его сути.
Приложение
Святочные рассказы
Приложение представляет собой републикацию антологии святочного рассказа, составленной и опубликованной Е. В. Душечкиной в 1991 году (Святочные рассказы / Сост., послесл., примеч. Е. В. Душечкиной. М.: Рудомино, 1991. 224 с.). Собранные здесь рассказы были адресованы детям и молодежи. Тексты рассказов воспроизводятся полностью, в хронологическом порядке их первых публикаций. Тексты печатаются по новой орфографии и пунктуации, но с сохранением авторских речевых особенностей и смысловых курсивов. В настоящем издании примечания составителя публикуются с сокращениями, послесловие к антологии не используется.
Неизвестный автор
Обручальное кольцо, или суженый[829]
Не все то золото, что блестит.
I. Гости
— Ахти! Ведь к нам в деревню скачет кто-то на тройке в открытых санях! — вскричала Аграфена Ивановна Сундукова, взглянув нечаянно в окошко.
Супруг ее, отставной секунд-майор Тимофей Петрович, к которому обращено было это восклицание, медленно встал с дубового канапе, утвержденного на орлиных с яблоками лапах, подошел к другому окну, взглянул на дорогу, лежащую подле самой околицы, и отвечал утвердительным наклонением головы.
— В санях сидят двое… У одного шляпа с белым пером… Кто бы это был? — продолжала Аграфена Ивановна, глядя в окно.
— Да кому быть, кроме соседа нашего Хабарова, с сыном… Я и забыл сказать тебе, что вчера на охоте встретился мне его управитель и сказывал, что к ним приехал в гости молодой их барин. Поди-ка прикажи готовить закуску, вели дочери одеться получше, да и сама не забудь принарядиться.
Старушка пошла, засуетилась; старик крикнул слугу и приказал подать себе мушкетерский иберрок, бережно им сохраняемый в продолжение пятнадцатилетней отставки, которую получил он в последние годы царствования императрицы Елисаветы Петровны.
Но между тем как они одеваются, а гостям отпирают ворота, которые в те времена даже в городах день и ночь стояли на запоре, я успею еще сказать моим читателям, что Сундуковы были владимирские помещики, имели прекрасную дочь — белую, румяную, стройную, как царевна — и, что также обстоятельство немаловажное, имели прекрасное состояние; Анюта слыла уже невестою; сватались и женихи; да кстати ли отдать, например, за такого, у которого не более каких-нибудь пятидесяти душ? Итак, по общей слабости родителей, они искали себе богатого жениха. Скажем мимоходом, что молодому Хабарову доставалось после отца около пятисот душ, и отгадаем причину, почему Тимофей Петрович вздумал посоветовать Аграфене Ивановне принарядить дочку. Впрочем, Аграфена Ивановна, как заботливая мать, вовсе не имела нужды в таком совете.
II. Обоюдности
Гости вошли. Начались взаимные приветствия. Старик Сундуков обласкал офицера, называл его молодцом, хвалил драгунский мундир его, расспрашивал о подробностях Кагульского сражения, о фельдмаршале Румянцеве, о Вейсмане и очень обрадовался, когда узнал, что есть надежда к миру: он опасался нового рекрутского набора. Молодой человек не пропускал случая похвастать своею храбростию, отвечал на все вопросы с большой подробностию; но когда вошла хозяйка с дочерью, он приметно рассеялся, начал путаться в своих рассказах, сбиваться на именах тогдашних генералов: Боура называл Брюсом, Племянникова — Потемкиным, а все оттого, что часто посматривал на милую Анюту.
За обедом он вступил с нею в разговор — о деревенских ее занятиях — и показал свое легкомыслие. Застенчивая девушка