Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь - Диана Чемберлен

Никто ничего не сказал, но я подозревала, что все подумали одинаково: все тело папы уже парализовано от самой шеи. Что же может быть хуже?

– Что-то болит, Грэхем? – спросил его Расселл.

– Все нормально, – упрямо повторил папа. – Просто подними меня, Расс, ладно?

– Я посажу его обратно в кресло, – деловито произнес он. – Нужно только, чтобы кто-то помог поднять потом само кресло.

– Никакой Скорой, – опять повторил папа. – Менее всего, черт возьми, мне хочется попасть в больницу.

Расселл взглянул на кого-то из стоявших в павильоне, я не видела, на кого именно.

– Отмените вызов Скорой! – крикнул он.

– Ты уверен? – озабоченно спросила мать папу.

– Да, я уверен. – В его голосе прозвучало раздражение, и я поняла, что ему хочется поскорее забыть всю эту мучительную ситуацию.

Мы все слегка отступили, позволив Расселлу и Питеру за ноги и за руки передвинуть папу к опрокинувшейся коляске, а Дэни продолжала осторожно поддерживать его голову – почти профессионально, как будто целыми днями ухаживала за инвалидами.

– Молли и Нора, – сказал Расселл, – встаньте прямо перед ним, чтобы он не выпал из коляски, когда мы Питером поставим ее на колеса.

Поднявшись с земли, я мгновенно почувствовала головокружительное воздействие марихуаны. Как же я пожалела, что вообще курила ее. Собравшись с духом, я расставила пошире ноги и протянула вперед руки, приготовившись помочь. Я видела, как Расселл с Питером поставили кресло, на котором уже сидел отец, в нормальное положение. Их движения казались замедленными. Мама подалась вперед, чтобы поддержать папины плечи, а я уперлась руками ему в грудь на тот случай, если он начнет клониться вперед. Его ребра ощущались под моими ладонями, как острые прутья. Его голова склонилась к моей, и только тогда я осознала, что плачу.

– Со мной все в порядке, Молл, – почти шепотом произнес он. – Чертовски унизительно, но это самое худшее.

Я не могла говорить. Мне хотелось просто обнять его прямо сейчас. Что же должен почувствовать человек, вылетевший из павильона и рухнувший на землю? Мне тошно было даже думать об этом. Я могла представить себе этот жуткий страх. Вспомнилось, как последние несколько недель я старалась сделать его счастливым. У меня возникло ощущение, что за одно злосчастное мгновение все эти усилия превратились в ничто.

Расселл склонился к моему отцу и спросил его на ухо:

– Едем домой?

– Чтобы я пропустил фейерверк? – спросил папа. – Ни за что.

Но домой его все-таки отвезли. Моя мать упорно настаивала, да и сам он не стал особо спорить. Уехали не только они – в числе других и дядя Тревор с тетей Тони, – но я нигде не могла найти бабушку. Известно ли ей о случившемся? Я надеялась, что нет.

Мы со Стейси опять сидели рядом с одним из динамиков, глядя на фейерверк, и она все говорила, как беспокоится за меня, спрашивала, все ли со мной в порядке, и меня очень тронула ее покровительственная забота. Хотя впечатление от фейерверка было испорчено. Испорчено, по-моему, для большинства гостей. Наши «охи» и «ахи» звучали фальшиво и натянуто, и я поняла, что из ощущения праздника исчезло нечто необыкновенно ценное.

Мы со Стейси отправились домой и сами спустились по восточному серпантину кольцевой дороги, уклонившись от посадки в оставшиеся около павильона машины. Я понимала, что надо бы остаться и помочь все убрать, но ведь можно помочь там и утром. А сейчас мне хотелось скорее увидеть отца. Убедиться, что с ним действительно все в порядке.

Стейси всю дорогу безостановочно болтала о том, каким улетным получился праздничек.

– Да, все же твоя семья, похоже, такая же рехнувшаяся, как моя, – в итоге заявила она. – А все спиртное, оно сводит людей с ума. Мой отец беспробудно пьянствовал. Один раз он так избил моего брата, что беднягу пришлось везти в больницу. К нам заявились из органов опеки и попечительства, ну и начались всякие разборки. А я сама подсаживаюсь на марихуану.

У меня не было сил думать о том, что можно ответить. Я просто молча шла вперед, освещая фонариком грунтовую дорогу, слишком ошеломленная собственными семейными неприятностями, чтобы думать еще и о ее проблемах.

* * *

Когда мы пришли домой, Стейси сразу поднялась в мою комнату, а я отправилась по коридору в комнату папы. Дверь была открыта, Расселл поправлял подушки под его головой, хотя папа выглядел спящим. В спальне царил полумрак, она освещалась только светом из открытой двери ванной комнаты.

Войдя в спальню, я встала в изножье кровати.

– Привет, – прошептала я Расселлу.

Он выпрямился, оставив в покое подушки.

– Посмотрели фейерверк? – спросил он.

– Все прошло нормально, – кивнув, ответила я. – Но я беспокоилась о папе.

С виду казалось, что мой отец мирно спит. На его виске проступил четкий синяк. И по-моему, еще один на подбородке.

– Расселл, ты уверен, что он не получил сотрясения мозга? – спросила я.

Я знала, что в случае сотрясения мозга спать нельзя.

– Никакого сотрясения, – успокоил меня Расселл. – Ему очень повезло. Разумеется, не думаю, что завтра он будет чувствовать себя как огурчик, но я прощупал его с ног до головы и не обнаружил ни одного перелома. Поэтому у него все в порядке. Физически в порядке по крайней мере.

– Что значит, физически в порядке?

– По-моему, он потрясен случившимся, – пожав плечами, ответил Расселл. – Разве ты не думаешь, что такое потрясло бы кого угодно?

– Да, это было ужасно, – кивнув, согласилась я.

Расселл шагнул ко мне и, коснувшись пальцами подбородка, повернул мою голову к свету, лившемуся из ванной.

– У тебя так расширены зрачки, что почти не видно твоих больших синих глаз, – озабоченно произнес он.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

Он убрал пальцы с моего подбородка.

– Молли, ты замечательная девочка, но тебе пока всего лишь четырнадцать. Не порти себе жизнь, ладно? Тебе нужно быть сильной и здоровой.

Я отвернулась от света.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – соврала я. – И мне пора спать.

Выйдя из спальни, я направилась к лестнице, слегка испугавшись, что меня уличили в курении. Какое право он имеет осуждать меня? Мне следовало бы возмутиться тому, каким родительским тоном он со мной разговаривал, но никак не удавалось проникнуться справедливым негодованием. Именно сейчас у меня невольно возникло ощущение, что мне как раз не хватает родительского внимания: и я испытала радость, что кого-то волнует моя жизнь.

* * *

Я добрела до своей спальни, мы со Стейси смыли косметику и залезли в мою двуспальную кровать. Я лежала на спине, уставившись в потолок.