Катушка синих ниток - Энн Тайлер

– Дик Куинн, – ответил Дэн.

– Тот, который «Куинн Маркетинг»?

– Он самый.

– А ты тоже займешься семейным бизнесом?

– Не-а, – бросил Дэн.

Мистер Уитшенк ждал. Дэн любезно смотрел на него.

– По-моему, это хороший шанс в жизни, – помолчав, обронил мистер Уитшенк.

– Мы с папулей не ладим, – объяснил Дэн. – И потом, он жуть как взбесился, когда меня уволили с работы.

Он проговорил это спокойно, без неловкости. Мистер Уитшенк снова нахмурился.

– За что тебя уволили?

Дэн пожал плечами:

– Просто как-то не сложилось.

– Редклиффу я всегда говорю: «Чем бы ты ни занимался, старайся изо всех сил. Даже если возишь мусор, вози его как никто до тебя». Да, вот так. Гордись своим делом. Уволили? Это как черная метка. Вечно будет преследовать.

– Но это были ссуды и сбережения, – сказал Дэн. – Я никогда больше не стану этим заниматься, уж поверьте.

– Суть в другом, в репутации. Что за мнение о тебе сложилось в твоей среде. Сейчас кажется, что ссуды и сбережения для тебя не главное в жизни, но…

Как этот человек сумел стать героем романа миссис Уитшенк? Безумный или пошлый, думайте что угодно, но это был роман – с интригами, скандалами, трагической разлукой. Но Джуниор Уитшенк такой сухарь! Он неустанно что-то нудил, пока остальные ели и смиренно молчали. Только жена смотрела на него заинтересованно, когда он рассуждал о великой моральной ценности тяжкого труда, о постыдном отсутствии инициативы у молодого поколения, о преимуществах, дарованных тем, кто жил во времена Великой депрессии. Вот если б нынешние юнцы пожили, как ему тогда пришлось… Но тут он осекся и крикнул:

– Эй! Уходишь с подружками?

Он обращался к Меррик. Та через холл направлялась к двери, однако остановилась, обернулась к отцу и ответила небрежно:

– Ага. К ужину не ждите.

Ее прямые волосы волшебно превратились в копну черных, бойко скачущих кудрей.

– Вот жених Меррик, кстати, занялся семейным бизнесом, – поведал мистер Уитшенк. – И отлично работает, насколько можно судить. Мастером на все руки его, правда, не назовешь, даже масло сменить сам не в состоянии, представляете?

– Ладно, всем покушечки. – Меррик, помахав на прощанье пальчиками, удалилась.

Ее отец моргнул, но тотчас вновь подцепил нить своей лекции – об «испорченности» богатых и полной их неспособности позаботиться о себе, – но Эбби больше не слушала. Ее охватила какая-то безнадежность. Самодовольный, тягучий, полный самолюбования голос, и неграмотное «уделять заботу», и натужно-правильное северное произношение, и пристальное внимание к атрибутике высшего общества ужасно угнетали Эбби. А миссис Уитшенк все улыбалась мужу, Ред взял себе еще помидор, Эрл сложил на краю тарелки столбик из трех бисквитов, как будто собирался унести их домой. К нижней губе Уорда прилип кусочек курицы.

– И все это вместе, – гудел мистер Уитшенк, – объясняет, почему нельзя никогда… Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Уступать этим людям. Я к тебе обращаюсь, Редклифф.

Ред перестал солить помидор и поднял глаза:

– Ко мне?

– Почему нельзя с ними подобострастничать. Любезничать. Лебезить перед ними. «Да, мистер Беркелоу», «Нет, мистер Беркелоу», «Как прикажете, мистер Беркелоу», «Не хотелось бы причинять вам дискомфорт, мистер Беркелоу».

Ред резал помидор, не глядя на отца и как будто не слыша, но скулы его побагровели, словно их исцарапали ногтями.

– О, мистер Беркелоу, – скулил мистер Уитшенк, – будет ли это взаимоприемлемо?

– А мы повалили ствол, босс, – вдруг перебил Лэндис. – Уложили красавчика прямиком на землю.

Эбби захотелось его обнять.

Мистер Уитшенк, осекшись на полуслове, посмотрел на Лэндиса.

– Ага, – сказал он. – Что ж, отлично. Теперь осталось дождаться, когда Митч вернется с обеда у своей злополучной тещи.

– Я бы скоро не ждал, босс. Видали его тещу? Она по части готовки ну чисто дьявол. Семеро детей, все женаты-замужем, все со своими детишками, а каждое воскресенье после церкви – будьте любезны к ней, и она подает им три вида мяса, жареную и вареную картошку, салат, соленья, овощи…

Эбби откинулась на спинку стула. Аппетит пропал, и когда миссис Уитшенк предложила ей «еще курочки», она молча потрясла головой.

– И вот еще что, – тихо произнес Ред.

Мужчины покидали столовую, а он задержался возле Эбби. Та, захватив горсть столовых приборов, обернулась к нему.

– Если ты считаешь, что не должна приходить на свадьбу, потому что тебя слишком поздно пригласили, – сказал ей Ред, – то это ерунда, честно. Многие, кого Меррик пригласила, отказались, друзья Поуки Вандерлин, их родители – многие. В результате еды будет избыток, вот увидишь.

– Приму к сведению. – Эбби похлопала его по руке, будто в знак благодарности, но на самом деле давая понять, что уже забыла недобрые слова его отца и надеется, что и он забыл.

Дэн, который ждал в дверях Реда, подмигнул ей. Он любил подшучивать над влюбленностью Реда, называл его «твой воздыхатель». Обычно это вызывало у нее улыбку, но сегодня она невозмутимо продолжила убирать со стола, и через минуту Ред с Дэном вышли из комнаты.

Эбби положила приборы рядом с раковиной, где миссис Уитшенк мыла бокалы, и вернулась в гостиную. Там мистер Уитшенк тянул с блюда липкий кусок персикового коблера. При виде Эбби он замер, но тут же вызывающе дернул подбородком, закинул пирог в рот и демонстративно вытер пальцы о салфетку.

Эбби произнесла:

– Вам, должно быть, приходится непросто, мистер Уитшенк.

Его пальцы на салфетке замерли.

– О чем это ты?

– Вы рады, что дочь выходит за богатого парня, но вас раздражает, что богатые парни жутко избалованные. Вы хотите, чтобы сын попал в высший свет, но злитесь, когда он вежлив с этими господами. И так плохо, и этак нехорошо, да?

– Ну вот что, маленькая мисси, нечего со мной так разговаривать, – процедил он.

Она чуть не задыхалась от своей дерзости, однако стояла на своем:

– Так что? Я права?

– Я горжусь своими детьми. – В голосе мистера Уитшенка звучал металл. – Чего твой отец, полагаю, никогда не скажет о тебе, с твоим-то язычком.

– Мой отец очень мной гордится, – заявила Эбби.

– Что же, возможно, тут нечему удивляться, учитывая, откуда ты родом.

Эбби открыла рот, но тотчас его закрыла. Схватила блюдо и прошествовала на кухню, с очень прямой спиной и высоко подняв голову.

Миссис Уитшенк уже не мыла посуду, а вытирала ту, что скопилась на сушке. Эбби забрала у нее полотенце, и миссис Уитшенк сказала: