Счастливый слон - Анна Бялко

С каждой вещью могут быть связаны определенные воспоминания, воспоминания-ощущения, такие как запахи, звуки, чувства и мысли. Если вещь в свое время тем или иным образом оказалась в своего рода эпицентре, точке скопления этих ощущений, то она как бы пропитывается ими. Они прячутся где-то глубоко в этой самой вещи и могут пролежать там очень долго, практически вечно, столько, сколько проживет сама вещь.

Мы, люди, в силу общей ограниченности своего восприятия мира, не всегда можем услышать и почувствовать то, что лежит, сохраняемое, внутри предметов – как правило, это удается нам только в том случае, если ощущение, спрятанное в предмет, было нашим собственным. Феи же, будучи гораздо более тонкими и чувствительными существами, видят подобное с легкостью. Именно поэтому, кстати, феи не любят пользоваться и даже прикасаться к старым, бывшим в употреблении вещам. И напротив – некоторые вещи, которые фея почему-либо запомнила, могут усилием ее воли быть извлечены из недр забвения в их настоящем, материальном, виде даже после того, как вещь на самом деле перестала существовать. В общем, память в применении к феям тоже становится странной и может приобретать необычные формы, не всегда доступные нашему пониманию.

Еще одна особенность этого явления заключается в том, что запас памяти не принадлежит какой-либо определенной фее и не находится в ее владении постоянно – память, если можно так выразиться, обобществлена для всех фей, то есть каждая может воспользоваться памятью любой другой или всех остальных, хотя для этого нужно предпринимать очень конкретные, достаточно сложные действия, причем далеко не бесплатно. Поэтому феи редко прибегают к подобному. Память не нужна им в их ежедневной жизни, к тому же воспоминания могут попортить пыльцевой покров, а этого феи по естественным причинам не любят и стараются всячески избегать. И только в очень, очень серьезных случаях, когда обращения к этой всеобщей памяти избежать совсем невозможно, феи решаются на эту суровую меру. Тогда-то они спускаются в Метро Памяти.

Метро Памяти – это, как уже, возможно, догадался мой сметливый читатель, и есть то самое хранилище обобществленной памяти фей. Попав туда, фея получает возможность прикоснуться к самым разнообразным предметам, несущим в себе мириады различных ощущений и воспоминаний, принадлежащих всем существующим или существовавшим ранее феям. Как правило, если грамотно поискать, среди них можно найти ответ практически на любой, даже самый сложный вопрос – все в мире так или иначе повторяется, вращаясь по кругу, и мир фей в этом смысле не исключение.

Такой поиск, бесспорно, может оказаться достаточно долгим, а иногда найденный ответ может не совсем соответствовать действительности, поджидающей спрашивающего наверху, за пределами хранилища, потому что ощущения, в конце концов, часто недостоверны и вполне обманчивы. Так же, как и воспоминания, впрочем. Они имеют свойство отражать былую реальность, как правило, несколько более радужной и легковесной, чем она была в свое время, и уж наверняка – чем она существует (если еще существует) сейчас. Но, если ваш вопрос действительно для вас важен – а с другими, как правило, в Метро Памяти не спускаются – такой ответ все равно лучше, чем никакого.

Да, кстати – почему все это называется Метро? Может быть, потому, что вход туда на самом деле сопряжен со спуском в некоторые глубины, а может быть, потому, что кому-то из фей в свое время просто полюбилось модное слово. Вполне возможно, что этим словом феи просто маскируют настоящее название своего хранилища памяти – это было бы очень в духе и привычках фей. Часто, кстати, сам вход в такое хранилище происходит через обычный вход в самое обычное городское метро, но я не думаю, что название пошло именно оттуда. Да, в общем, и какая нам разница? Ни вас, ни меня все равно никогда не впустят в это волшебное место, как бы оно на самом деле не называлось. Мы не феи и нам нечем платить за вход.

В качестве платы за вход в Метро Памяти взимается, как несложно догадаться, некоторое количество волшебной пыльцы. Каким именно оно будет, зависит от того, сколько времени проведет фея в метро и сколько воспоминаний оттуда вынесет. Поскольку заранее этого не знает никто, в том числе и сама фея, плата за вход всегда бывает достаточно номинальной, и уж во всяком случае она гораздо меньше платы за выход. Именно на выходе фея расплачивается за все сполна. Иногда случается даже так, что фея, заплатив на выходе за обретенные воспоминания, остается совсем без пыльцы – и тут же, в соответствии с законами своего существования, исчезает.

Память – дорогая и совсем небезопасная вещь. Всегда лучше трижды подумать, так ли тебе нужно то, что ты хочешь найти в ее глубинах – и это, между прочим, справедливо не только для фей.

Слона-то я и не приметил!

И.А.Крылов

В один из последних дней августа Сашка предложил мне составить ему компанию на светском мероприятии. Кто-то, то ли приятель его, то ли партнер, я не стала в это вникать, устраивал то ли выставку, то ли презентацию чего-то прекрасного – я не стала вникать и в это. Мы очень редко выбирались вместе куда-нибудь на люди, заведомо предпочитая вечеру в каком-нибудь пафосном ресторане спокойный ужин дома. И дело вовсе не в том, что Сашка, как можно было бы предположить, не хотел светиться на публике с любовницей, нет, он-то как раз об этом, похоже, и не задумывался. Идея такого тихого, домашнего вечера исходила, как правило, от меня. В конце концов, сидели-то мы в моей квартире. Кто хозяин, того и идеи, да. Чем мы занимались этими домашними вечерами? Ведь это же со скуки можно сдохнуть, дома-то все время сидеть... Мне так и виделась моя красотка Дашка, произносящая, презрительно надув губки, какую-нибудь такую или похожую сентенцию.

Но мы как-то совсем не скучали. И даже не потому, что проводили время в занятиях каким-то изысканно-бурным сексом, отнюдь. Мы в основном разговаривали. Нет, секса это не исключало, что уж греха таить, но это было... Не главным, что ли. Мы делали это – и разговаривали, потом пили чай, или вино, или пиво – и разговаривали, я готовила какой-нибудь ужин – и мы разговаривали. Иногда мы даже, не прерывая разговора, выходили пройтись вокруг квартала. О чем были все эти бесконечные разговоры? Как водится, обо всем и ни о чем конкретном. Я рассказывала Сашке о жизни в Америке – конкретно нашей и человеческой вообще, и о том, что видела в городе, и о прочитанных книжках, и что я обо всем этом думаю, а он мне – о чем-то своем. Мы вспоминали, как оно было раньше, когда мы учились на физтехе, и как стало потом, то есть сейчас, и хорошо все это или плохо. Иногда он приоткрывал мне, как краешек занавеса, свои «этапы большого пути» из грязи в князи, то есть из физиков в олигархи, и я, хоть и слушала, затаив дыхание, потому что это звучало, как инопланетный детектив, но никогда не была уверена, что хочу знать об этом больше. Мне все время казалось, что еще чуть-чуть, и за этим занавесом окажется что-то такое, после чего будет совершенно невозможно... Что невозможно, я даже додумывать не хотела.

В общем, жизнь – она ведь большая, и каждый из нас прожил ее уж как минимум до середины, причем абсолютно по-разному, так что при желании нам нетрудно было найти тему для разговора. А желание было, потому что – снова ссылаясь на Дашку – чем еще заниматься вечером дома-то? Мне же всегда хотелось возразить на это – а чем можно заниматься где-то еще? И не потому, что я такая уж домоседка, мне просто не нравились эти модные московские рестораны, пафосные клубы, тусовки и прочие места, куда ходят не для того, чтобы поесть или провести время, а для того, чтоб на тебя смотрели. Я не люблю, когда на меня смотрят во время еды, да и еда к тому же, как правило, не оправдывала надежд. А выйти в свет, если мне вдруг приспичит, я могу и самостоятельно.