Счастливый слон - Анна Бялко

Да в интернете же и видела. На е-бэе. И не просто так видела, а даже хотела купить, и торговалась за нее, помнится, как ненормальная, и все равно ее увел у меня из-под носа какой-то паршивый трансвестит. Я, помнится, даже еще стишки тогда сочинила в досаде и декламировала их Нику за ужином, рассказывая, как прошел мой день.

Меня в сети обидел трансвестит.

Пускай за это Бог его простит.

Ведь я ее уже почти купила,

А он увел картину, паразит.

Точно-точно. Вот эта самая картина там и была. И сосны, позолоченные солнцем, и глинистый обрыв, и кусочек воды... Только это был, естественно, никакой не Шишкин, а просто неизвестный художник какого-то нордического, то есть скандинавского, происхождения. Конец девятнадцатого века, это верно. То ли Швеция, то ли Дания – продавал его большой аукционный дом, у них там много было похожих картин. И стоили они совсем недорого, то есть относительно, конечно. Торги за «Шишкина» начинались, помнится, долларов с двухсот, а где-то на семи сотнях трансвестит меня и уделал. Да. Интересно, что теперь делать с этим моим открытием? И еще интересно, сколько все же они слупили вчера с Саньки за эту картину? Спросить? Впрочем, какая разница, сколько бы ни заплатил, в любом случае вряд ли семь сотен долларов, уж больно торжественно все было обставлено. Сказать ему, что его, выражаясь современным русским языком, развели и кинули, как лоха? Наверное, все-таки не стоит, даже если это и подтвердит лишний раз мою компетентность в области современного искусства. Сашка огорчится и расстроится, начнется какой-нибудь скандал...

Хотя... Может быть, все в порядке, а я просто мнительная идиотка с амбициями? Этот хозяин – как его, Валя, что ли – говорил ведь, что у него есть экспертиза. Может быть, это и в самом деле Шишкин? А в интернете висела какая-нибудь похожая картина или даже копия?

Я возбудилась и полезла на е-бэй – проверить собственные догадки. Нашла нужную страничку, отыскала того самого продавца. Он, к сожалению, не предлагал в данный момент ничего на продажу, но на своей собственной странице мне удалось найти отложенное когда-то описание лота, за который я торговалась. Совершенно та же самая картина, насколько можно разглядеть по интернетской фотке. И сосны, и кусочек воды. Неизвестный скандинавский художник. Пейзаж. На Шишкина ни намека. Странно. Или – наоборот.

На всякий случай – сама не понимая толком, зачем – я еще раз сохранила и убрала в отдельную, специально заведенную папку описание этого лота. Сюда же попали и данные на продавца, и – совсем уж неизвестно, для чего – данные на купившего загадочную картину трансвестита. После чего выключила компьютер, так и не написав Нэнси никакого письма, и, непонятно чем удовлетворенная, отправилась спать.

Если бы мне пришлось самой выбирать помещение под будущую успешную галерею, навряд ли я нашла бы что-нибудь лучше. Кузнецкий мост, пешеходная торговая улица, да еще здание, соседнее с Домом художника – что может быть удачнее? Помещеньице было небольшим, две комнаты, туалет и крошечная подсобка, но зато с огромной стеклянной витриной, выходящей прямо на Кузнецкий. А зачем мне большое? Я же не торговый центр собираюсь открывать. А для небольшой, изящной, успешной галереи – в самый раз.

Раньше здесь, очевидно, располагался магазин то ли пряностей, то ли индийских товаров, то ли еще чего-то столь же экзотического, потому что все помещение было насквозь пропитано характерными удушливыми ароматами. Я сама в буквальном смысле на дух не выношу индийских курений и благовоний, и даже представить себе не могу, что кто-то по доброй воле мог часами просиживать в подобной атмосфере, а уж тем более зайти туда что-нибудь купить... Вот ведь они и разорились, не так ли? И в конечном итоге все оказалось к лучшему. Для меня.

Если не считать этого запаха, все остальное было довольно симпатично, и я подумала, что можно будет, наверное, обойтись вполне поверхностным ремонтом. Ну там, освежить потолки, покрасить заново стены или, может быть, даже оклеить их чем-нибудь, разобраться с полами. Полы, кстати, были неплохими, дощатыми, выкрашенными в специфический темно-красно-коричневый с матовым блеском цвет. Наверное, это подходило магазину пряностей, или чем они там торговали, но мне казалось мрачноватым. Я бы постелила тут какой-нибудь светло-серый ковролин, например. С другой стороны, люди будут ходить, а в Москве всегда грязно, даже летом, страшно подумать, во что это превратится зимой. Линолеум выглядит слишком просто, так что, может быть, лучше всего будет отциклевать эти же доски заново, перекрасить их во что-нибудь посветлее и лаком покрыть...

Я бродила по комнатам, размышляя и прикидывая так и эдак, когда Сашка, наблюдавший мои движения, окликнул меня.

– Ну что, осмотрелась? Нравится?

– Ужасно нравится, Саш. Чудесно. А уж location – вообще лучше не придумаешь.

– Что лучше не придумаешь?

– Location. В смысле, извини, месторасположение. Неважно.

Я, в общем, редко сбивалась на английский и специально старалась за этим следить. Эта привычка образовалась у меня еще в Америке, в попытке сохранить сыну Женьке нормальный русский язык. А уж тут, в Москве, это было более чем естественно, но иногда вот пропирало некстати. Некоторые фразы как будто специально созданы для произношения по английски. А в результате – в лучшем случае недоуменные взгляды.

– Я тут тебе телефончиков накопал, – продолжал тем временем Сашка. – Специально у помощника своего взял для тебя. Держи. Эти люди мне и офис, и квартиру оформляли. Ничего так сделали, стильно. Ты скажи, что по моей протекции, пусть прикинут, что здесь и как. Смету потом мне отдашь.

Молодые люди, пришедшие из прекрасной фирмы, специализирующейся на художественном оформлении интерьеров, мне как-то не полюбились. Один был весь вертлявый и цепкий, и в своих узких джинсах, черной обтягивающей рубашке и почему-то кедах больше всего напоминал некрупную бесхвостую обезьяну. Впрочем, сам он совершенно отчетливо считал себя большим художником и творческой личностью вообще. Другой был в нормальном костюме, но зато с хвостиком. В смысле, у него были длинные волосы, завязанные сзади шнурочком, и вся эта конструкция живенько так свисала над воротником пидажка. На визитках у черного было написано: «Дизайнер», а у хвостатого: «Архитектор». Хвостатый довольно быстро вытащил рулетку и стал везде бегать, прикладывая ее туда и сюда, при этом поминутно роняя, а черный взял на себя миссию общения с заказчиком.

Со мной он разговаривал «через губу», поминутно употребляя слова «пространство» и «перспектива», и всем своим видом показывая, что такой пожившей и даже вообще отжившей свое тетке, как я, пристало открывать в лучшем случае прачечную, но уж никак не художественную галерею.

Устав слушать про «преломление света на призмах откосов», я попросила его не париться, быть проще и вообще нарисовать мне картинку. Он обиженно замолчал, вытащил из сумки тоненький ноутбук, присел на корточки у стены и защелкал клавишами. Его хвостатый товарищ убрал рулетку, подошел и навис над ним в скорбной позе. Весь вид этой скульптурной группы красноречиво говорил: «Вот, что приходится выносить творческим людям по капризу тупых толстосумов». Мне было, конечно, интересно, что же они сумеют в итоге изобразить, работая в такой позе, без стола и мыши, но затягивать эксперимент бесконечно тоже не хотелось, поэтому я вытащила из своей сумки лист бумаги, карандаш и твердую папку. Да, я специально завела себе такую твердую папку формата А-4, на которой гордо написала слово «ремонт». Как взрослая. Впрочем, я всегда так поступаю, когда мне нужно делать какое-то большое грязное дело. Папку, а в ней тетрадочку, а туда записывать все-все-все, что относится к делу. Очень удобно. Подрядчик тебе: «А вот я там еще то-то и то-то», а ты открываешь папочку и в ответ: «Нет, голубчик, вовсе даже не то, а вот это, тогда-то и тогда-то, и уже оплачено, вот у меня и ресипт сохранился». То есть, пардон, расписка. Ему и крыть нечем.