Скелеты - Максим Кабир

Хитров изредка сталкивался на улице с грузной, прущей напролом Умбетовой. Палочка слепой сердито цокала по асфальту.

«Книгу, школьник, уважай и в обложку наряжай».

— Ее могли бы сопроводить.

— Мы перекинулись парой слов, и она четко выразила свое мнение по поводу фестиваля. Оно было, мягко говоря, негативным. Она заявила, что не выступит перед теми, кому желает смерти.

— Прямолинейно, — пробормотала Ника.

— А что ты хочешь. Сын-убийца — клеймо на всю жизнь, особенно в таком крошечном городке.

— Вы про Мадину Тимуровну?

Приятели повернулись к Мельченко.

— Вы же с ней дружили, Артур Олегович.

— Дружил… — учитель вздохнул. — Она меня видеть больше не хочет. Да и не может уже. Считает, я ее не поддержал, когда педагогический коллектив из школы ее выживал. Она женщина своеобразная, жесткая. Железный норов. Коли вбила что-то в голову… Да и я не совсем корректно вел себя тогда.

— А Женис сидит до сих пор?

— Сидит, если не умер на зоне.

— Давайте к ней зайдем тридцать первого? — вдруг предложила Ника. — Продукты отнесем.

— Выставит за порог, — отмахнулся Мельченко. — Как Друнина писала: «Я не привыкла, чтоб меня жалели». Спесивая Мадина. Эх.

— Эта выставит, — согласился Хитров, вспоминая, как взбучила его Умбетова за согнутую страницу учебника.

Недавно они выяснили, что каждый четвертый Новый год в их городе окроплен кровью женщин, и полоумный сынок библиотекарши сыграл свою неясную пока роль в этой череде убийств. Что-то подсказывало: чем глубже они станут копать, тем больше костей и черепов будут обнаруживать.

Мельченко благодарил Ермака:

— Я не сомневался, что вы обязательный человек. Но ваша либеральность в оценке наших поэтов… Мой юный друг, вы растрогали старика.

— Никакой вы не старик, Артур Олегович. Не прибедняйтесь.

— А знаете, чем я займусь, придя домой? Напишу стихи. И вы напишите, Андрюша. Для Вероники, например.

— Мне никто еще стихи не посвящал, — надула губки Ника.

— Исправьте, — напутствовал учитель.

Хитров посмотрел на часы.

«Девять почти. Матерь божья, посидел часок!»

Спускаясь по ступенькам, Ермаков напевал песни «Церемонии» и бренчал на гитаре-невидимке. Но прощаясь с Хитровым, он стал серьезным:

— Держи куколку под рукой. Мало ли.

Хитров уверил его, что он — сама осторожность. Поцеловал Ковач в щеку.

Он был убежден, что этим вечером не случится ничего плохого.

Чупакабра по-прежнему отсутствовал. В женском туалете тикало, будто ногтем долбили по фаянсу. Эхо сопровождало Хитрова, пока он запирал танцевальный зал, поднимался по лестнице к гипсовым бюстам.

Репетиционная база встретила вонью. Запах скипидара заставил скривиться.

«Что-то пролилось?»

Хитров хлопнул по выключателю, но лампы не зажглись. Он сощурился, взгляд вычленял из полутьмы предметы. Барабаны и основная часть оборудования остались на сцене, падающий снаружи свет озарял стулья, сломанный советский усилитель «Амфитон», примочки и микрофоны.

Стены были оббиты пенопластом и сверху завешаны красной тканью, плакатами и вымпелами. Тени ползли по складкам занавеса.

Хитров сделал шаг, запах скипидара сгустился. Под ногами зашелестело, показалось, что он вступил в месиво чего-то длинного и лоснящегося.

«Змеи! — содрогнулся он. — Клубок змей!»

Рука метнулась в карман, нащупала Кокэси.

Он таращился в пол. Черное, сваленное горкой, не было одушевлено. Невесть откуда взявшаяся кинопленка. В подсобках ДК пылились коробки со старыми бобинами. Зачем ее высыпали здесь?

«Беги!» — шепнул внутренний голос.

Занавес в углу вздулся и разверзся, являя притаившегося там человека.

И снова Хитров испытал облегчение.

— Дядь Валик? — произнес он и подумал: совсем осоловел Чупакабра.

Кулак вонзился ему в живот, вышиб воздух. Хитров рухнул на четыре точки, кряхтя. Сторож деловито подхватил усилитель, взвесил его и поднял над головой.

— Пятый ключ поворачивается, — сказал Чупакабра.

И усилитель обрушился на темечко Хитрова.

Ника предложила ночевать у нее.

— Сашины шевы смылись, а твоя торчит в спальне безвылазно.

— Сашины шевы, — задумчиво произнес он, — в литературе этот прием называется аллитерация. Повторение согласных букв.

— Ты задолбал со своими стихами, — притворно насупилась Ника.

— Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Он обнимал ее под фонарями, целовал шею и губы.

— Так что, ко мне?

— А давай на нейтральную территорию. Обезопасим себя. Не хочу никаких приключений этой ночью.

— Нейтральная территория?

— В Москву, в Москву!

Она запрыгнула на парапет и пошла, как по канату. Он шагал параллельно, любуясь грацией Ники.

— Ты часто ее вспоминаешь? — спросила она сверху.

— Ту блондиночку-школьницу?

— Хренольницу. Машу.

Он улыбнулся пасмурно.

— До того как приехал сюда, постоянно. Как слепой бродил по комнате с ямой и все время проваливался.

— А сейчас научился обходить?

— Нет. Яма исчезла. Иногда удивляюсь. Я часами вообще не вспоминаю о прошлой жизни. О целых восьми годах. Есть память до и память после.

— Семинар «Как оправиться от расставания». Урок первый: «Город с привидениями».

— Привидения, ты… словно специально подстроено.

— Всемирный заговор.

Она соскочила на асфальт. Прекрасная циркачка в свете фонарей.

— Я не так себе это воображала.

— Ты про что?

— Про призраков.

— А это можно вообразить?

— Я, когда фильмы смотрела, представляла себя на месте героинь. Мне казалось, встреть я Фредди Крюгера или демонов, сразу свихнулась бы. Мозг не переварил бы такого. И вот за мной гонялось что-то безумно уродливое и неправильное. Ко мне обращалось лицо без тела и головы. А я пошла на поэтический фестиваль. Мне было хорошо и уютно. А сейчас я хочу заняться с тобой любовью. Это нормально?

— Заниматься со мной любовью? Более чем.

Их пальцы сплелись замком.

Острое желание защищать, оберегать эту женщину завладело Андреем. Однажды он не справился с ответственностью. Поддался соблазну.