Большая книга ужасов – 81 - Мария Некрасова

– Уй-е! – Вопль Молодого был как будто и не его. Очень странно было слышать это от парня, который только что пел и глаза у него были голубые. Я уже не смотрела на его глаза. На подоконник вспрыгнула Маленькая, Молодой метнул в нее камень – и попал.

Он отшатнулся в обратную сторону, когда Маленькая рухнула мне на живот. Она удивленно таращила на меня глаза, будто спрашивая: «Что произошло?» Должно быть, она, как этот, копалась в золе, отыскивая вкусную картошку. Должно быть, не заметила этого, пока он не шуганул ее случайно рукой, копаясь в золе. Она испугалась и вспрыгнула на подоконник. Он испугался и метнул в нее камень. Метко швырнул, в затылок.

Этот камень, махонький, с фалангу пальца, еще катился по доскам где-то наверху. Крови почти не было, или она сливалась с шерстью по цвету, я не поняла. Маленькая немного дернула усами, глянула на меня все так же недоуменно – и замерла.

– Ну, ты урод! – Я сказала это вслух.

А когда опомнилась, было поздно.

* * *

Молодой по-хозяйски просунул в разбитое окно руку с фонариком и посветил мне в глаза.

– Свет убери!

Несколько длинных секунд он делал вид, что меня не слышит, возюкая по мне лучом своим туда-сюда. Чего рассматривал? Наконец обрел дар речи:

– Ты… Ты как здесь?!

– Теперь еще хуже. Свет убери! – Как будто не ему говорят!

– Вылезай, не бойся!

И тут меня разобрал ржач. От моей беспомощности, от его тупости и вот этого вот всего. Когда сил плакать больше нет, остается только ржать как конь. И этот, похоже, понял. Что-то свое. Он молчал несколько длинных секунд, не убирая чертов свет, а потом выдал:

– Че за истерики? Вылезай, говорю.

Он больно потянул меня за руку, я не сопротивлялась и тюкнулась головой о доску. Не больно, но ощутимо, чтобы попытаться вырвать руку.

– Обязательно! Не раньше, чем ты уберешь этот камешек. – Он посмотрел на преграду.

Я не видела выражения его лица из-за яркого света, но могу поспорить, что и тогда до него не дошло.

– Как я тебе его уберу?

– Ну да.

Пауза. Мне в глаза по-прежнему долбил свет фонарика.

– Свет. Убери. Хочешь поближе рассмотреть, что ты сделал?! – Я протянула ему Маленькую в своей руке достаточно близко, чтобы рассмотреть.

– Крысу убил… Погоди, ты правда не можешь выбраться?

Я уже говорила, что крысы умнейшие из животных?

– Правда не могу.

– Ну так и говори!

Он наконец убрал свет. Я долго пыталась проморгаться, видела только тень его головы, торчащей в окне. Быстро припрятала тело Маленькой: мало ли что у него там на уме. Этот молчал. Наверное, жизнь его к такому не готовила. Малыши тут же сбежались к моей ноге, рядом на спальнике я положила Маленькую. Пришлось накрыть ее рукой, но они теребили меня носами и пытались раздвинуть мои пальцы своими крошечными лапками.

– Спальник Михалыча у тебя…

– Ну извини. Тут холодно.

– Погоди, ты не вешай мне лапшу! Вылезти она не может!

Больше всего хотелось разреветься, но я все-таки объяснила:

– Крыса. Которую ты убил. Она принесла мне спальник. Они очень умные.

Завис еще на несколько секунд.

– А я что, знал, что ли?

И тогда я действительно разревелась. От тупости этого и от всей этой ситуации, оттого, что Маленькая убита, оттого, что я вообще здесь, а спасение стоит рядом и жестко тупит.

– Погоди… Ты чего, правда по крысе убиваешься?!

Идиот. Я кивнула на камень, уже зная, какая будет реакция.

Молодой пролез сквозь закрытое окно, встал на руины так, что доски угрожающе хрустнули, обхватил мой камень и попробовал поднять. На секунду я даже поверила, что у него получится. Тупость заразна. Он даже сдвинул его на миллиметр – или мне только показалось.

– Не могу. Извини, я не могу.

– Позови кого-нибудь, – не выдержала я.

Кажется, теперь он решил, что я туплю:

– Михалыча? Да ты чего, он тебя грохнет. Ты уж лучше тихо лежи.

– А тех, кто не грохнет? Спасателей с экскаваторами.

– Ты чего?! – На секунду его физиономию исказила гримаса, странная, злобная, как будто я предложила застрелиться или что-то вроде. – Кого я тебе позову – меня ищут!

– Васька! – завопили из соседней комнаты, и Молодой заторопился:

– Иду! Лежи тихо! – бросил он мне, вылез в окно, сунул руку в кострище, бросил в меня картофелиной.

Остальную картошку быстро выгреб и ушел.

* * *

Потом они завтракали, потом во что-то играли, судя по репликам – в карты. Я лежала тихо и думала, что этот меня все-таки выдаст. Такие не умеют держать язык за зубами. И что тогда? Правда убьют или врет он все? Одно утешает: чтобы убить, меня придется отсюда извлечь. Вдвоем они, может, и сдвинут мой осколок. А потом у них уже сил не будет ни на что. Бежать я, правда, не сумею: я лежала три месяца. Хотя много ли надо, чтобы меня убить? Ту же плиту, если они ее сдвинут, можно кинуть, например, сверху на меня. Быстро, и возни меньше.

Маленькая под рукой уже окоченевала. Крысята бегали вокруг, не понимая, что вообще происходит, Большой сидел у меня на штанах, осуждающе поджав передние лапы.

– Это не я. – Я разделила картофелину между крысами и стала копать ямку своей арматурой. Самое практичное было, конечно, просто выкинуть тельце в окно, но я не решилась. Пусть так. Может, эта нора станет нашей общей могилой.

Я возилась долго, чтобы вырыть поглубже: запахов у меня тут хватает, даром что окно вечно открыто. Я даже вспотела, хотя в окно летел снег и ветер. Могилка получилась, наверное, сантиметров двадцать в глубину, я решила, что этого достаточно. Большой так и сидел на мне, сверля глазками-бусинками, а мелкие нет, они уже потеряли к происходящему всякий интерес. Команда даже играла в футбол, остальные занимались своими кусочками картошки.

Когда все было готово, я долго отряхивала руки (воду надо экономить) и вглядывалась в темноту снаружи: не нанесло ли мне снега, чтобы хоть руки помыть, а лучше бы набрать в пластиковый лоток, чтобы растаял. Темно. Эти в своей комнате орали (кто-то жульничал в карты), ветер свистел. Я завернулась в газеты, одеяло, спальник, сверху – еще газет, чтобы спальник не заметили, швырнула в ноги очередную бомбочку-грелку, но сон не шел. Было неуютно засыпать, когда эти рядом. Бабка еще очень не вовремя пропала. Я чувствовала себя ненужной без дневного чтения глупой газеты. Как все-таки мало нам надо иногда.

Большой еще посидел, опустив лапы, глянул на меня, как будто хотел много чего сказать, да не умеет. Потом подхватил в зубы свою картофелину и ушел в окно. Я бы на его месте не вернулась.