Магистр ордена Святого Грааля - Эжен Дени
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
…Вот они шагают по двум лестницам замка — три чертовых дюжины: тринадцать человек во главе с Паленом и двадцать шесть во главе с Зубовым и Бенигсеном. Их «толстые» генеральские эполеты надежнее любых паролей и ключей…
— —
…Неспокоен в своих чертогах Александр. «Только бы без крови! — думает он. — Только бы без крови!..»
— —
…Ах, не выйдет, ваше императорское пока что высочество, не выйдет без крови!..
— —
…Ворвались те, что с Бенигсеном и Зубовым…
— —
…Император в одной ночной сорочке стоит у камина, лицо его испуганно, мертвенно бледно… «Что вы делаете, Платон Александрович?!.» Вдруг в последнем отчаянии срывает шпагу со стены…
— —
…Что он может даже со шпагой в руках, курносый, крохотный, в этом смехотворном облачении?..
— —
…Чья-то тяжелая золотая табакерка обрушивается на его висок…
— —
…А вот и шарф, этот самый шарф!..
— —
Кто-то уже снял его с пояса и обматывает вокруг неподвижной от ужаса императорской шеи…
— —
Как он туг, этот шарф! И как он, оказывется, бел, когда лицо того, чью шею он сдавливает, уже неживое, наливается синевой!..
* * *
«Надо ли говорить? — думал фон Штраубе. — Следует ли отравлять этому испуганному человеку последний год его жизни знанием неизбежного?..»
— После Рождества мы с Ростопчиным собираемся на охоту, — сказал император. — Что думаете, барон, там ничего опасного не может произойти?
Нет, Рождество было слишком близко. У него еще, безусловно, было время.
— Можете, ваше величество, отправляться смело, — ответил поэтому фон Штраубе. — Охота пройдет вполне благополучно, во время нее можете не опасаться ничего.
Боже, и в руках этого человека, способного мыслить не далее ближайшего Рождества, сейчас была судьба великой страны через целое столетие!
— Слава богу! — облегченно вздохнул император. — Я вам верю, верю, барон!
Глава XXV
Последняя
Мы, Павел Первый, Император и Самодержец Всероссийский и прочая, и прочая, сим указом повелеваем:
— Послание наше, запечатанное печатями Мальтийского ордена, хранить в таковом виде, не вскрывая, 100 лет.
Передать письмо для прочтения лишь моему далекому потомку, Российскому Государю, который будет к тому времени править империей.
Произойти сие должно в самом конце 1899 году от Рождества Христова.
— Создать особую Тайную канцелярию для хранения оного послания, состоящую из камергеров и обер-камергеров. Резиденцией назначить дворец в Павловске. Должностям и чинам членов Тайной канцелярии передаваться по наследству. Никаких других забот на чинов Тайной канцелярии не возлагать.
— Быть исполнену сему в точности, как я указал, ибо такова моя воля, кою всем потомкам моим на протяжении столетия завещаю незыблемо исполнять.
* * *
Ваше сиятельство!
Вняв Вашим наставлениям, после Рождества делаю предложение кутайсовской сестрице.
Я так понимаю, все приготовления (Je compte, vous comprenez?[68]) Вами уже произведены, и участь сделаться брадобрейским зятем минует меня.
Надеюсь также, что Вы не внемлите увещеваниям А. оставить Урода в живых. Это было бы безумием! Ждите меня.
Душою с Вами.
* * *
Дорогой граф!
«Мене, текел, упарсин[69]» — уже начертано на стене Урода (думаю, не без помощи Вашей руки). Взвешена его судьба на высших весах — и оказалась слишком легкой.
Решимость светлейшего Зубова придает всем сил.
Полагаю, нерешительности А. в отношении того, жить Уроду или умереть, не следует придавать большого значения. Будем надеяться, когда все произойдет, он проявит христианское терпение, не думаю, чтобы у него был иной выход.
Уверен, сама рука Судьбы движет нами. Сам Урод сделал все, чтобы этому способствовать.
Со своей стороны готов ко всему!
* * *
Дорогой князь Платон!
Поставьте условием, чтобы свадьбу с брадобрейской сестрицей отложили на год. Придумайте какой нибудь подходящий предлог.
Не упрекайте меня в медлительности, ибо необходимо подготовить решительно все, на что понадобится не менее года. Лишь тогда никакие случайности не смогут воспрепятствовать нам. Девиз древних «Festina lente[70]» — единственный залог успеха.
А неожиданности, должен Вам сказать, поджидают едва не на каждом шагу.
К примеру, на днях Урод имел продолжительную беседу с мальтийцем фон Штраубе. Я уж боялся, что сей рыцарь поведает ему о близком конце (рыцарь, говорят, в самом деле обладает даром предвидения), и тогда Урод предпримет какие-либо меры. Всегда, мой друг, надо учитывать возможность вмешательства некой иной силы.
После беседы с рыцарем ночью Урод засел за какое-то послание. Писал всю ночь. Я в страхе думал, уж не составляет ли он по примеру Калигулы какие-нибудь проскрипционные списки.
К счастью, однако, мои подозрения не оправдались. Послание нашего Калигулы было совсем иного свойства, и заботило его нечто отдаленное от нас на целый век, а вовсе не то, что уже, я полагаю, для него предрешено, и теперь я надеюсь, что более никакие иные силы не способны это неизбежное предотвратить.
Послание свое он адресовал тому, кто будет править век спустя, запечатал семью мальтийскими печатями и создал особую канцелярию для его хранения.
Что ж, пускай о сохранности послания заботится А., быть может, сие как-то облегчит его душу, не менее романтическую и мистически настроенную, чему его отца.
Мартовские иды 1801-го года — вот, я полагаю, крайний срок для того, что мы обязаны осуществить.
Ваше отсутствие, пожалуй, последнее препятствие.
Жду встречи.
* * *
Шифрованные послания графу Палену
С братом и с Вами — всегда. Хоть в рай, хоть в самый ад! В моем участии можете не сомневаться.
Коли желаете без крови, то мой шелковый шарф и моя золотая табакерка всегда при мне.
С Вами хоть на смерть. Все равно дальше так продолжаться не может.
Полковник Яшвиль
Ваше высокопревосходительство!
Нет такой силы, которая испугала бы нас, когда Россия прозябает под властью ненавистного всему дворянству Калигулы!
Дворянская честь заставляет нас быть с Вами
