Магистр ордена Святого Грааля - Эжен Дени

чувствовал под необозримой вышиной тайны. Века и тысячелетия проглядывали сквозь эту величественную вышину. И каким, боже, крохотным был сам император, в горностаевой мантии магистра Мальтийского ордена, восседавший на троне!

— Что ж, рыцарь, — сказал крохотный император, — мой сын Александр поведал мне, что ты хочешь остаться в России навсегда.

— Да, это так, — поклонился крохотный фон Штраубе.

— Весьма похвально, — сказал император. — Мы этому препятствовать не станем… Теперь же главное — то, что ты должен мне передать. Слушаю тебя, рыцарь.

…Ах, что, что он должен был передать?..

…Что-то качнулось под его ногами. Отчего-то он сразу понял, что это. То была палуба римской триеры по имени «Голубка», уносящей его в далекую Мессалию. И рядом стояли те, кто должен был там стоять…

А дальше…

Дальше фон Штраубе не слышал собственных слов, ибо кто-то другой, невообразимо далекий и могущественный, придавал его смутным ощущениям словесную оболочку…

* * *

…Немыслимые гиганты-корабли, хотя и целиком выкованные из железа, тем не менее горели, как бумажные, где-то в далеком восточном океане. Охваченные пламенем люди кидались в воду с горящих кораблей. А другие, с желтыми лицами и раскосыми глазами, наблюдали за ними, будто это были мотыльки, залетевшие на ночной огонь…

И звучал чей-то басистый самоуверенный голос: «Маленькая победоносная война со слабой Японской империей — вот что избавит нас от ужаса всех возможных революций, государь…»

— —

Собственных слов лишь обрывки прокрадывались в сознание фон Штраубе:

— …однако российско-японская война, если таковая случится, будет лишь началом неизбежного конца…

Но кто, кто при этом водил его языком?..

— —

… Залп ружей — и тысячи людей валятся, окровавленные, у Зимнего дворца…

— —

…Гудят, гудят какие-то железные махины, ставшие на железных тоже путях… В воздухе какой-то писк, но в голове он как-то складывается в слова:

«Государь, волнениями охвачена вся страна. Железные дороги парализованы. Если срочно не будут приняты чрезвычайные меры…»

— —

…Горят богатые дома, полыхают библиотеки — кожа фолиантов корчится в огне.

— —

…Пламя успокаивается на миг, и снова доносится чей-то самоуверенный голос: «Встав во главе Балканского союза, Российская империя сможет показать прогнившей австрийской и германской монархии…»

— …Еще один шаг к гибели… — Впрямь это произнес фон Штраубе или только послышалось?..

— —

…Черный безлошадный экипаж двигался сам по себе. Кто-то вырвался из толпы и выстрелил по нему из причудливого пистолета. Кровь заливает чей-то раззолоченный мундир…

…Мальчишечьи голоса: «В Сараево убили эрцгерцога Фердинанда!.. Германия объявила России войну!»

— —

…Разрывы каких-то страшных, неведомых гранат — и сотни людей превращаются в кровавое месиво…

— —

…Падает, катится императорская корона…

— —

…А это что?.. Чье-то лицо с красивой бородкой… Почему-то фон Штраубе знает, что это император из будущего, далекий наследник Павла… Но голова его… Боже, голова!.. Эта голова отчленена от тела, чья-то рука швыряет ее в горящую печь и там шевелит ее кочергой… А двое с бородками клинышком разглядывают, как она горит…

— —

…Господи, уж не ад ли это?.. Воистину ад! Ибо людей привязывают к перекладинам, опускают на них в котлы с кипящей водой, а затем быстро окунают в море, отчего кожа у тех лопается и спадает наземь, а сами они — о ужас! еще живые! — голым мясом валятся на песок и корчатся на нем в чудовищнейших муках…

— —

…И рушатся, рушатся повсюду покрытые золотом купола церквей…

— —

…И жестокая звезда в небе над черной от крови водой… Боже! От крови его потомка-деспозина!..

— —

…Но видно и то, что далее. Царь-голод шествует по разоренной земле. Люди, похожие на скелеты, жуют древесную кору, но все равно умирают от голода. И другие засыпают песком эти бесчисленные мертвые кости, ставшие почти что голыми костями еще при жизни…

— —

…Колонны людей, бредущих по какому-то неземной силы морозу; кажется, сами люди вот-вот рассыплются со звоном, как рассыпается лед…

— —

…И гудит небо, наполненное железными птицами… И валятся во прах целые дома…

— —

…И звезда, страшная неугасающая звезда все полыхает над черной водой…

— —

…Господи, насколько неизбежна сила, убивающая все когда-либо созданное или родившееся!..

— —

... Боже, неужели все это будет?!.

***

— …Неужели все это может случиться?! — услышал он взволнованный голос императора.

Обессиленный от страшных видений фон Штраубе почувствовал, что пол уже не покачивается под ногами.

Он открыл глаза (даже не помнил, чтобы закрывал их) и понял, что уже не стоит на палубе «Голубки». Под ногами снова паркет дворца, и кто-то совсем уж, совсем крохотный, с передавленной шарфом шеей и высунутым языком восседал перед ним.

Затем все увеличилось в размерах. И шарф, и высунутый язык исчезли у сидевшего, и лицом он стал снова похож на нынешнего императора Павла.

— Неужели такое случиться может? — снова с ужасом спросил он.

— Это случится, ваше величество, — уверенно ответил фон Штраубе, — если ваших грядущих потомков не предостеречь и если они не внемлют тому, от чего их предостерегают.

— Но как же предостеречь? — спросил император. — Вы же говорите, все это может случиться через век, даже, возможно, более…

— Надо написать вашему далекому потомку послание, — подсказал фон Штраубе. — И если оно дойдет…

— Оно дойдет! — решительно перебил его Павел. — Оно не может не дойти! В империи совершается все, если на то есть мое повеление!

После тех высей, в которых побывал, фон Штраубе смотрел на этого маленького, курносого, напыщенного человечка и думал: неужели это тот, кому суждено явиться спасителем необъятной империи, а быть может, и мира всего? Да он и себя-то спасти не в состоянии, ибо вот он, вот он, этот страшный шарф, сдавивший ему горло. Минует едва больше года — и будет, будет этот шарф!..

— Кстати, насчет этого письма… — сказал Павел. — Мой сын Алесандр говорил мне про деспозинов. Если предположить, что я поверил его рассказу… Ответьте, барон, не течет ли и в жилах монархов кровь Грааля?

— Да, государь, — ответил фон Штраубе. — Поскольку родословные монархов сильно переплетены, то хоть немного крови, доставшейся от Меровингов, протекает в жилах каждого из них.

— И стало быть, — продолжил за него Павел, — пролить кровь государя — это почти то же, что пролить кровь Христову, не так ли?

— В какой-то мере можно сказать и так…

После раздумий Павел сказал:

— Надо и об этом сообщить потомкам.

— Да, государь, — согласился фон Штраубе. — И с письмом этим медлить никак нельзя, ибо заканчивается век.

— Письмо к потомкам будет написано, — сказал император, — сие — решенное. —