Любимец Израиля. Повести веселеньких лет - Аркадий Лапидус

Конечно, временные подработки какие-то перепадают. Но это редко. На днях, например, толкал тачку с камнями. На археологических раскопках. До тех пор, пока стодолларовые штиблеты вдребезги не разбил и такую же сумму не заработал. Но об этом кайфе в другом рассказе. А в этом…

В толстенной русскоязычной газете «Время» статью про мою и моего сына деятельность один лауреат премии "Золотое перо" накатал. "Два-Лапидус-два, Чучундра (это наша собачка) и другие" называется. Вы бы её прочли – ещё больше бы прессу зауважали:

Как вам это нравится? Мне – очень! Типичный шедевр свободомыслящей журналистики. Никакую работу, и тем более работёнку, старшая пока не нашла. Младшая – семнадцатилетняя – грызёт, в основном, сигареты с такими же, как она, архаровцами и приходит домой под утро. А насчёт смертельной схватки с ивритом я от сына вообще ничего не слышал. И тем более об исторической и достойной победе над ним. Он и с английским-то как-то не особенно конфликтует…

Вот насчёт моих полусогнутых – это правда. Тогда они от боли в позвоночнике и в ноге были, а теперь от состояния души. А что малюсенькая, обшарпанная, блохастая и трёхлапая собачка Чучундра только «педигрипал» лопает – это вообще чушь. Она приблудилась к нам перед самым отъездом в Израиль, и на всякие собачьи консервы у неё аллергия. Ей, как и Гекльберри Финну, по душе только помои или что-то в этом роде, естественное и смачное.

Однако ещё одну монету бросили!

Спасибо! Большое спасибо! Здоровья вам и счастья! Ничего, что это самая мелкая монета. Главное, что от сердца… Ведь кто подаёт? В основном, пенсионеры, инвалиды и дети. От тех, кто побогаче, – не жди! Разве что только процедят сквозь зубы:

– Иди, работай! Молодой, здоровый, а побираешься. Как не стыдно! Позоришь нас!..

Вот! Им плевать на меня. Главное, что я их позорю!..

– Стыдно! Мне стыдно! Ещё как! – говорю я. – Может, у вас есть приемлемые для меня предложения?

Нет предложений! Никаких! Только добрые пожелания…

Какой-то мужик долго мне втолковывал, что он наркоманам ни за что не подаст. Я говорю:

– Если человек просит и ты в состоянии дать – дай, а не рассуждай. Наркоман тоже не от хорошей жизни руку протягивает. Он попался в капкан. Он гибнет! Так если ты не можешь вытащить его, то хотя бы прояви человеческое участие монетой. И потом, откуда ты знаешь, что это наркоман, а не современный, но несвоевременный Королёв, Эйнштейн или Никола Тесла, которых и жёны и все родные бросили за их дурацкие и бесполезные для сиюминутного семейного бюджета идеи?

– Нет, – говорит мужик. – Я сразу вижу, кто наркоман, а кто нет.

И в карман вроде полез, да раздумал. Видимо, и меня вычислил…

Кстати, очень многие в карман руку засовывают, а вытащить никак не могут. Им помочь надо, да некому. Так и идут по жизни. Понуря голову…

Я их понимаю. И очень сочувствую. Они ещё людьми не стали, но процесс уже пошёл. Трудный и мучительный…

Ну и, конечно, очень трогательно наблюдать, как многие в футляр заглядывают и беззвучно то, что там есть, подсчитывают. Как бы к себе примеряют. На всякий случай… Некоторые увидят, что мало, и бросают что-то. Вроде как бы себе в будущее. Спасибо и им! Потому что есть и падальщики. Эти смотрят очень целеустремлённо! Им наплевать на то, что если кто-то и насоберёт за весь день и вечер что-то, то это же какой ценой! Часто лёжа голяком на картонке. Посреди тротуара. В грязи, соплях и собачьем дерьме… Недавно два здоровенных лба нагнулись якобы за тем, чтобы бросить что-то, и один украл монету в пять шекелей. Единственную!

Я им говорю:

– Может, ещё надо, так берите! Ещё шекелей на пять есть…

Никакой реакции. Только посмеиваются. Мелкие им не нужны. У них статус – ого-го!

Подобного даже в теперешнем нищенском вчерашнем Советском Союзе не случалось. Там бомж или бандит скорее сам бросит, чем вытащит. Тем более за "Аве Мария" Шуберта…

И вообще плохо подают. Особенно музыкантам. Очень плохо! Может быть, в других зарубежных странах по-другому, а в Израиле – плохо. Но самое унизительное и тяжёлое – это когда совсем не подают. Играешь, играешь… До судороги в руках… И ни гроша…

Вот и сейчас один посмотрел в мой почти пустой футляр, послушал-послушал и говорит:

– Ну и скучная страна! Не-ет! Здесь делать нечего!

И пошёл…

Потом опомнился, вернулся, бросил десять шекелей и добавил:

– Спасибо! А то тут можно сдохнуть от тоски…

(Звучат первые такты «Кампанеллы» Паганини.)

Если человек несчастный, то это совсем не значит, что он хороший. И не всегда его нужно жалеть.

Знаю я таких!

Да и вы знаете…

То они от обжорства страдают, то от диеты при полных холодильниках, а то от того, что якобы все деньги в дело вложили и теперь на бобах сидят. И труженики все… Ну, просто зашибись! Это про их страдания писал Алексей Константинович Толстой: "В нашей Думе вчера мы с трудом осетра съели!..".

Недели две назад стою на улице, играю на скрипке, а передо мной две дамы встречаются. Лет сорока-сорока пяти. Обе сытые, цветущие. При лимузинах и бриллиантах.

Расцеловались.

Прослезились.

Видно, что давно не виделись.

– Как дела? – спрашивает одна.

– Ну что тебе сказать… – отвечает другая. – Очень тяжело работаю. Вчера сказала своим детям: "Дети, если я умру – не плачьте! Знайте, что мама пошла отдыхать!".

– Вот-вот! – говорит первая. – Я своим примерно то же самое говорю…

Да что там далеко ходить! Есть у меня знакомые. И вчера и до сих пор они жалуются, что им плохо.

Стоим мы как-то с сыном на панели у центрального универмага, что в Алма-Ате на Казахстанщине. Он в саксофон дует, а я на гитаре наяриваю. Денег подают с каждым днём всё меньше и меньше. Те, кто их имеет, пешком не ходят. А если и ходят, то от них не дождёшься. А тем, кто ходит, самим впору подавать. Вдруг:

– Привет! Как жизнь?

Смотрим – наши знакомые.

– Да вот, – отвечаем. – Нищенствуем!

– У нас тоже дела неважные, – говорят. – Вон в тапочках стоптанных ходим уже третий год. Да и на бензин не хватает. Машина старая. Жрёт, как слон!..

Так и пошли эти бедняги. Сын удивился: как не побрезговали подойти-то.

Я говорю:

– Видимо, тапочки маскировочные, а вернее, просто удобные, позволили снизойти.