Любимец Израиля. Повести веселеньких лет - Аркадий Лапидус

Но что-то надо было предпринимать. Пар-то я немного выпустил, но ограбление века не клеилось. Поэтому в следующий раз я уже принципиально ничего не взял из дома. При обилии выбрасываемой еды платить за неё, пусть даже гроши, я посчитал супериздевательством и унижением. Ни к прибыли, ни к сверхприбыли это не имело никакого отношения. Это было зомбирование и дрессура торгашеского монстра «купи-продай». Поэтому теперь я воровал еду внаглую. И довольно неплохо насобачился. Тем более, что мне надо было проверить, не от банального ли голода и пролетарской зависти моя ярость.

Проверил!

Наелся!..

Мозги действительно просветлели. Ну сколько я вынесу один? Чепуху! Никто и не заметит. А если и заметит, то не оценит как следует. А вот если поджечь…

Я вздрогнул. С совершенно мистической точностью именно в этот миг где-то у касс раздался душераздирающий вопль звериной мощи и торжества. Покупатели, словно дети, замерли и повернули головы на север.

Катаклизм не заставил себя ждать. Не прошло и десяти секунд, как все увидели несущееся к нам моё несостоявшееся будущее. Два здоровенных работника магазина (а может быть, и агенты) сдавливали с двух сторон растерянно улыбающегося изрядно подпитого славянина. Его руки были намертво припаяны руками «вороны» к ручке тележки, доверху набитой всякой всячиной. Победная судорога сыскного оргазма, начинаясь где-то от предплечья, искажала её лицо, как агония.

Я посторонился, и… тут меня позвали мясники.

У них залило подсобку.

– Ну я вам покажу, сволочи!.. – заскрежетал я зубами, уже мало понимая, к кому обращаюсь.

Мясники не расслышали моей угрозы, но интонацию уловили и приняли на свой счёт. Слово за слово, и я такое им выдал! В двух-трёх фразах я обрисовал всю сомнительную привлекательность их скотской жизни, заключавшейся в знаменитой триаде: вделять, выделять и трахаться. И когда эти бычки стали напрягать свои говяжьи мозги, чтобы вспомнить, для чего же ещё родились, то не смогли ничего другого придумать, как "для того, чтобы дожить до смерти!".

Неизвестно, чем бы закончилось моё интеллектуальное фехтование, если бы не покупатели. Ворча и остывая, оппоненты вернулись к прилавку, а я закончил уборку и пошёл очищать корзины от мусора.

– Я вам, падлы, устрою… – вертелось в голове по кругу. – Какое-то горючее я в складе видел… Надо попроситься в вечернюю смену…

У одной из корзин плакала продавщица. Полчаса назад она обслуживала одну покупательницу, а другая, игнорируя это, потребовала немедленно обслужить её.

– Минуточку! – сказала продавщица и была уволена.

Добродетельная покупательница по накатанной дорожке тут же пошла к директору, где не поленилась и написала донос.

Ужас!..

Я заметался…

Это было невыносимо! За три дня я наглотался отрицательных эмоций на год.

– Чего дрыгаешься? – сказал кто-то.

Я оглянулся.

Никого!

То есть люди есть, но каждый занят своим делом.

– Ну чё оглядываешься? Все люди как люди, а ты какой-то дёрганый. Философ задрипанный! Божий человек!.. Иди домой и ложись спать. И чтоб ноги твоей здесь больше не было!

– А ну п-шёл! – вступил другой голос. – П-шёл, я говорю!

– Это вы мне? – сказал я, и никто вокруг не среагировал.

– Нет, – ему! П-шёл, скотина! – повторил второй голос. – А ты, действительно, иди спать и не возвращайся. Тут он прав! Иначе нас будет не двое, а целый кнессет (парламент).

Три дня и три ночи я отсыпался. С таблетками! А на четвёртый взял скрипку и – на панель. Провёл смычком по струнам – весна! Лет двадцать как не было. А какая мелодия из-под смычка полилась! Какие слова в голове зазвучали:

(Звучит мелодия романса Лапина из кинофильма «Верные друзья»)

Когда не о чем говорить, всегда можно поговорить о деньгах, любви и погоде. Центральная тема мне особенно близка. Но и первая не лишняя. Поэтому, придерживаясь бытовой формулы, гласящей, что счастье – это избавление от всякого несчастья, я всё время жду от жизни пакостей. И они не задерживаются…

А раз так, то лучше снизу вверх, чем сверху вниз. То есть – от худшего к лучшему, чем наоборот. Тем более что недавно и сын пришёл к выводу, что в этом мире или вначале муки и ломки, а потом удовольствие, или вначале удовольствие, а потом муки и ломки. Нет, он не наркоман и не садомазохист. И даже не алкоголик. А просто нормальный человек. Вот я и повторяю время от времени для допинга:

– Рассчитывай на худшее, а надейся на лучшее!

Вчера пошёл наниматься в дворники и… не взяли! Мест свободных полно, а для меня – нет. Рожа моя не вызывает доверия. С очками – тем более! Шибко выгляжу умным для такой деятельности, а потому опасным. Надсмотрщики-то все по большому блату и родственно-этническим связям подобраны! Работа у них непыльная (в основном по домам сидят да по своим делам шастают), а зарплата обильная. Раз в шесть больше, чем у нас. Да и рекомендательного письма нет. А кто мне его даст? Некоторые знакомые меня уже давным-давно за сумасшедшего держат. Это не те, которые со мной нянчились, а те, кто на словах, как на гуслях, а на деле, как на балалайке. Когда с позвоночником проблемы были, они своей болтологичностью ещё проявляли какое-то участие и, маскируясь этим под настоящих людей, очень меня умиляли, но как только я объявил, что буду продолжать писать, да ещё и на русском, а не учить иврит и искать работу более денежную, – всё! Улыбаться ещё улыбаются, но это уже улыбка психиатров. Оказывается, в действительности их никто не интересует сам по себе. Только если стоит вкладывать в тебя своё внимание, гостеприимство и участие. Тогда – пожалуйста! Тогда – мы твои друзья и благодетели! На то время, конечно, пока стоит, и, в основном, опять же, на словах. И это – самый лучший вариант. Это вершина их нравственной и духовной красоты!

Плюнул я смачно, взял свою скрипочку – и опять на панель. Мимо меня счастливые и, в противоположность мифам о плотном профессорском контингенте в этой среде, не очень интеллектуальные дворники с колясками, вёдрами и мётлами идут. Улыбаются! Один остановился, послушал-послушал, палец большой поднял и, как медаль, мне пришлёпнул:

– Самец!

Я ещё шустрее заиграл. Высокая оценка требует высокой отдачи!

Пилю и думаю:

– Эх, Аркаша, нам ли быть в печали! Не везёт в карьере – повезёт в Божьей любви! Да если на то пошло, то есть только два статуса – счастливый и несчастный! А разве я несчастный? Хоть и малая копейка, но всегда есть. И то, что смысл жизни не в деньгах и побрякушках, а в общении, тоже не каждому дано чувствовать. Только когда кто-то близкий умирает, что-то у некоторых в мозгах по-настоящему просветляется. А уж что качество общения – счёт перед собой и Богом, – это вообще известно немногим. Как и то, что это качество определяется по тому, чему ты служишь – мёртвому или живому, разрушению или созиданию. Удивляют меня люди: мертвечине поклоняются (тем же деньгам, например!), а жалуются на жизнь…