"Волкодавы" Берии в Чечне. Против Абвера и абреков - Юлия Нестеренко

«Хе-111» кренится на левое крыло, делает резкий разворот и начинает посадку. Зажигаются посадочные фары, выходят шасси из-под брюха и тормозные щитки на нижней части крыла, меняется тональность моторов.

Слегка подпрыгнув, самолет касается колесами земли у первого посадочного костра и, прошелестев шинами по полю, останавливается к концу полосы. Открывается нижний люк, Курт и двое русских летчиков выходят наружу.

— И где же наши пассажиры? — с ходу интересуется командир корабля.

— Ждем с минуты на минуту! — отвечаю я, а сам с интересом рассматриваю пилота. На нем шлемофон и зимний комбинезон с тремя белыми полосами на левом рукаве, на шее Рыцарский крест.

Он перехватывает мой взгляд и хохочет:

— Да уж, пришлось нацепить эту цацку. Пусть, мол, бандиты думают, что Геринг прислал за ними одного из своих лучших асов. Честь имею представиться, барон фон дер Шток.

Парень делает серьезное лицо и отдает честь так, как это принято в люфтваффе.

— Отлично, все вполне натурально! — кивает майор.

Курт едва заметно морщится, у него явно другое мнение по этому поводу, но он держит его при себе.

Всех нас очень беспокоит отсутствие бандитов, кажется, что уже минул целый час с момента приземления, хотя реально прошло не более десяти минут.

Луна скрылась за набежавшей откуда-то тучей, вмиг стало темно так, что с трудом можно было разглядеть друг друга. Во тьме раздался цокот копыт и всхрапывание лошадей, рядом с нами спешиваются десятка полтора абреков с закутанными башлыками лицами.

— Ассалям алейкум! — громко приветствует их Лайсат.

— Ва алейкум, ва салам! — откликаются джигиты и по одному лезут в самолет.

В пассажирском отсеке освещение не предусмотрено, поэтому царит полная темнота, рассеиваемая только лучом от фонарика Курта; он суетится, руководит посадкой. Для создания более правдоподобного эффекта все указания отдает на немецком языке, а Лайсат переводит их на чеченский. В салоне пассажирского «Хейнкеля» всего 17 мест: нас семеро, бандитов пятнадцать человек — значит, полетим с перегрузкой, но иного выхода нет. Лишние пассажиры размещаются на полу в проходе. Погрузка заканчивается в считаные минуты, Курт велит всем пристегнуться. Сам он продолжает играть роль бортрадиста, поэтому устраивается в кресле позади второго пилота; Пауль пристраивается рядом с ним, самолет выруливает на старт.

— Наращивая скорость, «Хейнкель» несется по импровизированной взлетной полосе; машину нещадно трясет и болтает, пилоты еле удерживают направление, чтобы не съехать в сторону — там пашня, и если самолет завязнет одним колесом, то катастрофа неминуема! Волнуюсь — хватит ли длины взлетной полосы, все же машина перегружена. Но вот наконец «Хейнкель» тяжело отрывается от земли, едва не чирканув брюхом по вершинам росших на краю выгона старых деревьев. Как десантник я кое-что понимаю в пилотировании и могу только аплодировать мастерству русских асов, поднявших чужую машину ночью с малоприспособленной поляны в горах.

Втянув шасси, пилоты резко начинают набор высоты, мне слегка закладывает уши, но я сглатываю, и неприятное ощущение проходит. Оборачиваюсь на Хансена, по его лицу скользит довольная улыбка: видно, что он наслаждается полетом и с интересом следит за работой приборов и действиями летчиков.

Сам тип самолета ему хорошо знаком; говорит, что когда учился на бортрадиста и летал в учебный полеты, то нередко удавалось упросить экипаж дать ему «порулить» в воздухе, и получалось у него весьма неплохо. Вообще наш Курт страстно мечтал стать пилотом: немало часов налетал на планере в гитлерюгенде и даже летал на маленьком «Арадо» (похожем на русский «кукурузник»), «Если бы на медкомиссии не подвело зрение, то я стал бы пилотом «Фокке-Вульфа», — вздыхал мой друг.

Самолет выскальзывает из облачности, набирает нужную высоту, и мы облегченно вздыхаем — основная часть операции выполнена. «Хейнкель» сделает несколько кругов над районом, чтобы создать иллюзию дальнего перелета, затем совершит посадку на ассинском аэродроме, где бандитские главари будут арестованы. Командир корабля ставит управление на автопилот, оборачивается к Хансену и велит ему связаться с аэродромом.

Но что это?! Бандиты вдруг накидываются на наших и быстро обезоруживают их! Трое из абреков во главе с командиром врываются в кабину и приставляют пистолеты к вискам пилотов! Запоздало узнаю в их главаре ротенфюрера Швейффера — ну правильно, куда же без него! Только в его арийской башке мог возникнуть такой безумный план!

— Fritz, du bist ein Idiot, но без тебя жизнь была бы скучна! Неужели ты действительно рассчитываешь на успех этой авантюры?! — пытается урезонить его наш фельдфебель.

— Мы сейчас все вместе перелетим через линию фронта к своим! — перебивает его ротенфюрер. — Клянусь, я не стану докладывать командованию о вашем предательстве, если вы поможете мне сейчас! Мы вернем люфтваффе исправную машину…

— Да я лучше расшибу самолет о скалы, чем повезу через фронт ваши поганые задницы! — взвивается со своего места командир корабля, но тут же падает, сраженный выстрелом в упор. На приборную доску брызжет кровь и что-то похожее на мозги.

— Так будет с каждым, кто осмелится оказать сопротивление! — истерично орет выстреливший бандит. Он то ли пьян, то ли обкурен, впрочем, большая ли разница?! Парни явно ведут себя неадекватно, чувствуется, что готовы разрядить свое нервное напряжение стрельбой на любое подозрительное движение.

Ротенфюрер под мышки выволакивает мертвое тело из кресла пилота и командует Хансену: «Setze sich! Du sollst das Flugzeug Fahren!» (Садись! Ты поведешь самолет!)

— Я не летчик! Я только бортрадист! — пытается возразить Курт, но черное дуло парабеллума недвусмысленно упирается в его спину, и он вынужден сесть на место пилота.

Уже потом, на земле, он признался мне, что был в состоянии, близком к шоковому: только что на его глазах убили человека, с которым он успел подружиться за последние пару дней (Курт впервые видел убийство так близко), засунули его в окровавленное кресло и, тыча в затылок пистолетом, заставили делать то, к чему он со своим уровнем летной подготовки был явно не готов! При виде размазанного по приборному щитку кровавого месива его чуть не стошнило, тело сводило судорогой, на лбу выступили крупные капли пота.

— Сейчас, подожди. Дай сообразить! — проговорил он в ответ на нетерпеливые понукания Швейффера.

Слава богу, самолет стоит на автопилоте, высота и время до посадки достаточные: есть время осмотреться и освоиться за штурвалом. Для начала Хансен оглядел приборную доску и рычаги управления, прошарил взглядом по приборам контроля работы двигателей, здесь вроде все нормально: давление масла, температура, обороты двигателей. Вообще на приборном щитке около тридцати различных приборов, глаза разбегаются, а ведь как-то придется одновременно бороться с капризами плохо управляемой машины и фиксировать взгляд на показаниях приборов. У опытного летчика это получается автоматически, к тому же обычно помогает второй пилот. Но ему стоит ли рассчитывать на помощь русского летчика?! Вон тот демонстративно сложил руки на груди и только с ненавистью косится на стоящего рядом с его креслом ротенфюрера.