"Волкодавы" Берии в Чечне. Против Абвера и абреков - Юлия Нестеренко

Быстро вызываем по рации подкрепление: прибывшие бойцы помогают разобрать завал, перегружаем ящики на другую машину и уезжаем.

— Все наш хваленый гуманизм, — возмущается по дороге Петров. — И Фрица еще в плену надо было пристрелить, и нежелательных свидетелей на поляне тоже; вы же поняли, что этот полоумный дед был не кем иным, как переодетым бандитом. Покрутился возле нас, все разнюхал. Там на плато, на открытом месте, они нападать побоялись, решили устроить засаду. А вы, ребята, молодцы, я было испугался, что вы поддадитесь на провокацию этого эсэсовца.

— Вернуться обратно в банду?! О чем вы говорите?! — отвечает за всех немцев Гюнтер.

Я по дороге прошу Нестеренко объяснить, как Удалось этому нацисту «воскреснуть». Как оказалось, история ничего общего с чудесами не имела.

— Ну и фрукт оказался этот ротенфюрер, назвавший себя Фрицем. Хотя я был уверен, по-настоящему его имя было как-то иначе, но он же уперся, ничего не хотел говорить! Фанатизм потрясающий: смотрит нам в лицо и говорит о том, что славяне низшая раса и должны стать рабами арийской расы господ, а кто проявит непокорность, будет безжалостно уничтожен. Чермоев припечатал ему несколько раз по наглой рыжей морде, но и это не особо сбило с него спесь. Ни на один вопрос подлюка не стал отвечать! Мы уж его во двор выволокли, поставили к стенке, спрашиваем: «Будешь говорить?! Ведь сейчас пристрелим, как собаку!»

«Нет, — говорит, — я солдат фюрера, я присягу давал!»

Дали пару выстрелов поверх головы, он вздрогнул, упал, встал бледный как полотно, но один черт, молчит! С каким удовольствием я бы всадил в него пулю, но полковник строго-настрого приказал никого самосудом не расстреливать, а отправлять в Грозненский НКВД.

Погрузили мы его в кузов полуторки, я сел с оружием рядом с ним, поехали. Только выехали из ущелья на равнину, как на горизонте показалась парочка «мессеров» на свободной охоте. Летают, стервятники, почти как у себя дома; нагло пользуются тем, что у наших пока самолетов не хватает. Заметив с высоты нашу машину, фрицы спикировали и на бреющем обстреляли нас из пулемета; на первый раз промазали, но, как говорится, «обещали вернуться», вон гады уже разворачиваются и заходят на второй круг. Я приказал пленному выпрыгнуть из представляющей удобную мишень машины, и мы залегли в придорожных кустах. Лежим, наблюдаем, как гитлеровские асы расстреливают нашу беззащитную машину; очередь попадает в бензобак, и полуторка с оглушительным грохотом взрывается, а потом я вдруг получаю такой сильный удар по голове, что свет меркнет в моих глазах. Очнулся от воплей шофера: «Убег, убег ведь фриц проклятый!»

С трудом поднимаю тяжелые веки, ощупываю здоровенную шишку на затылке. Это ж надо, как он улучил момент и как сильно огрел меня! Ну, правильно, гитлеровец был хорошо обученный спецназовец, а не простой солдат.

— Я стрелял ему вслед, — оправдывается шофер, пожилой дядька в круглых очках. — Дак рази ж в него попадешь, петляет, как заяц.

— Петляет, как заяц, — передразнил я шофера. — А ты слеп, как крот, небось в корову с двух шагов промажешь!

Пару километров протопали пешком до ближайшего села, там реквизировали лошадей и на них добрались обратно в крепость. Я боялся доложить майору, что этот гад сбежал, поэтому и сказал, что в гитлеровца попала шальная пуля, и он сгорел вместе с машиной. Знал бы я, сколько неприятностей в будущем принесет нам этот «воскресший покойничек». Лучше бы мы его еще в крепости расстреляли!

— Когда мы по приезду в крепость вскрыли привезенные нами контейнеры, то обнаружили в них помимо огнестрельного еще и «идеологическое оружие».

Это была газета «Газават», как объяснил нам Петров, «издаваемая в Берлине антисоветски настроенными кавказцами под чутким руководством министерства пропаганды Геббельса».

— Обратите внимание на лозунг, под которым выходит газета, — продолжал майор. — Он более чем красноречив: «Аллах над нами — Гитлер с нами!»

— Да и черт с ними! — пошутил Крис, вынимая из контейнера очередную перевязанную шпагатом пачку пахнущих свежей типографской краской газет. — Отличную бумагу прислали, а то нечем в туалете подтираться! Пауль, сходи и повесь это на гвоздик в сортире.

— Хорошая бумага, на самокрутки тоже пойдет, а то бойцам махорку не во что заворачивать, — встрял старшина Нестеренко, пододвигая другую пачку поближе к себе.

— Я поражаюсь вашей политической недальновидности! — возмутился майор. — Вы что же, собираетесь распространять эти образцы фашистской пропаганды среди красноармейцев?! Не дай бог (он даже не заметил, как крамольное словечко «бог» выпорхнуло из его уст, а ведь наш Петров был убежденным коммунистом, а значит, должен был быть ярым атеистом!) вдруг до командования дойдет, ЧТО читают, сидя в сортире, советские солдаты! Вот, полюбуйтесь!

И он зачитал нам выдержку из передовицы: «Тысячи балкарцев, кабардинцев, карачаевцев и других народов Северного Кавказа уничтожены большевиками в 1941–1942 годах за то, что они желали поражения Сталина. Осенью 1942 года только в одном балкарском селе В. Балкария большевики убили 575 мирных жителей, причем убиты только старики, женщины и дети, которые не могли скрыться в горах. Их жилища дотла сожжены бандами НКВД…»

— А это про ту операцию, что наши ребята из… — начал было Серега, но майор грубо прервал его:

— Нестеренко, я знал, что ты дурак, но не до такой же степени! Живо отнести все экземпляры на задний двор и сжечь! И хорошенько поворошите бумагу, чтобы ни одной строчки из этого авторхановского бреда не осталось.

Мы стояли вокруг ярко вспыхнувшего, сложенного из газет костра, и в его полыхающих отсветах с интересом побыстрее дочитывали окончание статьи: «Когда же фронт приблизился к горам Кавказа, действия руководимых Кады Байрамуковым повстанцев настолько активизировались, что они смогли отрезать для красных все пути отступления, в частности Клухорский перевал, через который несколько тысяч красных пытались уйти в Сванетию (таким же образом немцам удалось захватить стратегически важные Санчарский и Марухский перевалы Главного Кавказского хребта). Сотни убитых комиссаров, тысячи пленных красноармейцев, большие отары отбитого у отступающих большевиков скота, огромное количество воинского снаряжения и оружия — таковы были трофеи повстанцев. При активной помощи карачаевцев германские войска заняли Карачай обходным движением без единого выстрела. По тропинкам, известным только сынам гор, вошли германские солдаты-освободители в аулы.

Во время пребывания германской армии в Карачае Кады Байрамуков организовал борьбу с большевистскими бандами, скрывающимися в лесах, и многие из них были целиком уничтожены…»

— Быстро прячь, майор идет! — толкнул меня под руку Серый.

Я швырнул газету в огонь и сделал вид, что старательно ворошу палкой золу.

— А ведь не все брешет этот Авторханов, — задумчиво сказал Гюнтер.