Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить - Люси Эдлингтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марта совершенно не утратила смекалки. Она приспособилась к послевоенному «драйву» – желанию производить хорошие, практичные вещи по доступным ценам. Женщины хотели иметь красивую одежду, которую было легко надевать, легко стирать, и удобно носить, ведя активный образ жизни. В моду вошли карманы. Были, конечно, и богачи, которые могли позволить себе предметы высокой моды, даже шикарные новые дизайны Кристиана Диора, появившиеся в послевоенном Париже. В новых модных журналах печатались вдохновляющие свежие дизайны.
Разумеется, хорошее ателье нуждается в хороших портнихах. Для набора персонала в «Ателье Марты», Марта обратилась к талантливым лагерным подругам. Гуня отправилась в Прагу из Кежмарока. Манси Бирнбаум, еще одна ветеранка «Верхнего ателье», тоже к ним присоединилась. И Браха Беркович села на поезд по направлению Братислава – Прага.
Путешествия часто служили острым напоминанием о счастливых довоенных временах, а также о потерянных близких. Иногда происходили случайные встречи. Однажды Браха ехала на автобусе в Братиславе и заметила знакомое лицо.
– Ты Боришка? – спросила Браха, вопреки всему надеясь, что каким-то образом Боришка Зобель из освенцимского ателье пережила пули, пущенные в нее, Бабу, Эллу и Лулу.
– Нет, я ее сестра, – ответила девушка. – Вы не знаете, что с ней стало{406}?
По дороге к Марте в Прагу в июне 1945 года у Брахи произошла еще одна судьбоносная встреча. Пересаживаясь на поезд в Брно, она увидела мужчину по имени Лео Когут. Они с Лео познакомились до войны в Братиславе, когда он ухаживал за сестрой Ирены Кете, только тогда у него была фамилия Кон. Теперь Браха была вынуждена сказать ему, что последний раз видела его жену Кете в Равенсбрюке.
Двадцатилетний Лео выпустился из собранной до войны сионистской молодежной организации и вступил в словацкую армию, а также создал ячейку евреев-коммунистов, куда входил Альфред Вецлер, мужчина, бежавший из Освенцима с Рудольфом Врбой и рассказавший миру о нацистских планах уничтожить всех венгерских евреев. Лео считался «крайне важным работником» Словацкой государственной типографии, где он втайне печатал фальшивые документы для сопротивления. В январе 1945 года его арестовали и заключили в Середи, затем перевезли в Заксенхаузен, затем – в Берген-Бельзен, и последний раз в лагерь-спутник Дахау. Он едва дожил до освобождения Баварии американцами. Из всей его семьи выжили только один брат и одна сестра{407}.
Лео и Браха расстались тем же днем, но Браха не забыла их встречи. Проведя в Праге две недели, Браха вернулась в Братиславу. Она присоединилась к Катьке, Ирене, маленькой Рожике и остальным в большой квартире, принадлежащей брату Ирене Лаци. Люди приходили и уходили – квартира играла роль временного прибежища или места встречи давно разлученных. Сестра Марты Турулка – жена Лаци – всегда старалась всех накормить, одеть и умыть. Молодые люди, не имеющие там других близких, цеплялись за эти связи. Теперь они сами стали себе родителями{408}. Семейная жизнь Брахи была сосредоточена вокруг ее близких. После войны она говорила, что все, что ей нужно – это одна комната с кроватью, каким-нибудь стулом и маленькой кухней в уголке{409}.
Дружба Брахи и Лео постепенно переросла в нечто большее. Брак привлекал их, как и многих выживших, и это был разумный выбор – взаимная поддержка, лекарство от одиночества и создание новой семьи. Они поженились в 1947 году. На свадьбу Браха надела синее платье с белой блузкой и свадебное кольцо, одолженное у сестры Лео. Единственным подарком на свадьбу была скатерть. Теперь Браха стала госпожой Когут.
Лео убедил Браху удалить татуировку с номером из Освенцима. Он сказал: «Зачем от одного взгляда на татуировку всем знать, что ты пережила?»
Шрам, оставшийся на левой руке от удаления татуировки, был ничем по сравнению с душевными ранами. На ее свадьбе не было родителей, бабушек и дедушек; мама не могла присутствовать при рождении сыновей Брахи в 1947 и 1951 годах. Старшего сына назвали Томашем. Второго сына Браха назвала Эмилем, в честь брата, убитого в Майданеке. Она стала сама одевать семью и продолжала зарабатывать шитьем, пока Лео не сказал, что ей стоит бросить физический труд и заняться издательским делом, и оно прекрасно ей далось – у Брахи появилась возможность выразить свой ум и талант к организации.
«После еды, самое необходимое в жизни – это одежда», – журнал «Женщина и мода», август 1949 года.
Марта управляла собственным ателье в Праге с сентября 1945 года по декабрь 1946 года{410} После войны она сменила фамилию Фукс (Фуксова) на Фуллову, в честь Людовита Фуллы, одного из самых талантливых словацких живописцев. Это напомнило ей о любви к искусству и помогло отпустить прошлое. Выйдя замуж, она снова сменила фамилию.
У Марты уже была связь с будущим мужем благодаря контакту с Рудольфом Врбой через «Канаду». При первой же возможности после побега Врба присоединился к партизанам в словацких горах. В палатке с ним жил партизанский доктор Ладислав Минарик. Он также дружил с другим бежавшим из Освенцима, Арноштом Розиным. Ладислав заботился о раненых товарищах. Когда нацистов прогнали, Ладислав вернулся работать в пражскую больницу, но прежде закончил учебу, прерванную закрытием университетов в 1939 году. Из них с Мартой вышла очень красивая пара; они поженились 6 сентября 1947 года, оба в прекрасных костюмах. Война и Холокост травмировали Марту с Ладиславом, и они посвятили свою жизнь взаимной заботе и поддержке окружающих. Со временем Марта начала шить детскую одежду – ее семья росла.
Для некоторых хозяев ателье приход коммунистов к власти в Чехословакии в 1948 году означал скорое закрытие или национализацию частного бизнеса. Однако Марта решила перебраться в Высокие Татры в Словакии только через 5 лет – с мужем и тремя детьми, Юраем, Катариной и Петером{411}. Ладислав лечил больных туберкулезом, а Марта использовала свои таланты, обучая пациентов шитью и подобным навыкам, пока те выздоравливали – для физиотерапии и улучшения самочувствия в целом.
Связи и дружба, рожденные в Освенциме, не исчезали, даже когда люди разъезжались по разным континентам. Некоторые портнихи пришли к заключению, что не могут прижиться в послевоенной Европе. Слишком много болезненных напоминаний о прошлом, слишком много враждебности к евреям в настоящем. Кузина Марты Герта окольными путям добилась от немецкой бюрократии американской визы; она успешно туда переехала, вышла замуж и поселилась в Нью-Джерси. Но травмы, нанесенные Освенцимом, были с ней наподобие багажа, как и