Небо без звезд - Джоан Рэнделл

Генерал подступил к нему еще на шаг и, прищурившись, внимательно взглянул на внука. Марцелл боролся с желанием развернуться и убежать, припустить со всех ног по коридору, забраться в кровать, спрятаться под одеялом и ждать, когда Мабель придет его утешить. Так он поступал в детстве, когда дед его бранил.

Но он был уже не ребенок.

– Марцелл, – в четком голосе деда слышалось предостережение, – тому, кто собирается однажды стать командором, непозволительно допускать, чтобы чувства и узы прошлого искажали суждения настоящего. Надетта так же виновна, как и твой отец. И, подобно ему, должна поплатиться за измену.

«Пи-и. Пи-и. Пи-и».

Шатин перевернулась в постели и мазнула пальцем по своей «пленке», в надежде избавиться от назойливого шума. Она не сомневалась: это напоминание явиться в Медцентр для ежемесячной инъекции витамина D. Но она так устала, что ей было не до напоминалок Министерства.

Всю прошлую ночь она почти не спала, прокручивая в голове разговор с «Клошарами».

Три дня. У нее есть лишь три дня, чтобы выбраться с этой планеты. Или придумать, как наворовать у офицера д’Бонфакона побольше, чтобы расплатиться с Клаком и отцом. А не то быть ей хромой калекой, продавать кровь и душу в борделях, чтобы было из чего делать драгоценные кремы и омолаживающие инъекции для первого и второго сословий.

«Пи-и. Пи-и. Пи-и».

Шатин разлепила глаза. Знакомая эмблема Министерства – два перекрещенных лучинета, охраняющие планету – мигала на «пленке», сообщая о предстоящем Всеобщем оповещении. Она оглянулась на другой край кровати: там было пусто. Как видно, Азель уже ушла на работу.

Шатин вновь откинулась на подушку, когда экран заполнило лицо генерала д’Бонфакона. Она чуть не взвизгнула, увидев его так близко.

Выругав себя за глупость, девушка глубоко вздохнула: ясное дело, сообщение предназначено всей Латерре. Не ей одной. Однако как быстро она деградирует: трусость перед лицом генерала, вчерашнее поведение в круизьере… Шатин не нравилось, в кого она превращается.

«Bonjour[18], сограждане латерранцы, – начал генерал. – Сегодня утром я приготовил для вас обнадеживающие известия. Мы задержали преступницу, ответственную за убийство Мари Паресс, премьер-инфанты Латерры. Имя этой злоумышленницы – Надетта Эпернэ. Она была гувернанткой ребенка и, несомненно, связана с террористической организацией, известной как „Авангард“».

Шатин круглыми глазами уставилась на экран. «Авангард» в ответе за убийство премьер-инфанты? Неудивительно, что генерал так отчаянно ищет их базу!

«Мадемуазель Эпернэ должна поплатиться за жестокое преступление против Режима, – продолжал д’Бонфакон. – Она должна понести кару за убийство. И потому нынче утром в наказание за свои злодеяния она будет публично казнена на рыночной площади Валлонэ».

Казнена?

По спине у Шатин прошел озноб.

Она за всю жизнь не слыхала, чтобы осужденных казнили. Режим не позволял себе подобного расточительства. Арестанты были нужны, чтобы добывать циттрий на Бастилии. Азель говорила, что поставки для производства телепленок сокращаются с каждым днем. Если на то пошло, им нужно больше заключенных.

«После исполнения приговора, – продолжал генерал, – жизнь Латерры вернется к обычному порядку. Если не возникнет иных препятствий, вскоре будет назначена новая дата Восхождения. Спасибо за внимание. Vive Laterre!»

Когда экран снова заполнила эмблема Министерства, Шатин тяжело вздохнула. Она с утра собиралась следить за Марцеллом в надежде узнать что-нибудь новое об «Авангарде». Но при таком раскладе это оказывалось намного труднее.

Через полчаса на Зыбуне воцарился настоящий бедлам. Люди, желавшие увидеть страшный конец несчастной девушки, теснились так, что буквально яблоку было негде упасть.

Шатин обосновалась посреди залитой дождем площади, наблюдая за столпотворением со своего излюбленного места – примостившись на голове у патриарха Тибула Паресса. Конечно, не на живой голове, а на полуметровой копии, венчавшей гигантское бронзовое тулово. Тибул Паресс был первым патриархом Режима и основателем Латерры. Его статую воздвигли на Зыбуне много лет назад, задолго до рождения Шатин, чтобы напомнить третьему сословию о «великом человеке» – пастыре, выводившем их предков из гибнущего Первого Мира.

Теперь покосившийся монумент стоял посреди площади, ежеминутно грозя опрокинуться. Бронза в нескольких местах протерлась, словно бы Тибул страдал какой-то кожной болезнью.

Ушлые торговцы, воспользовавшись случаем, норовили извлечь выгоду из публичной казни. Шатин слышала, как они громко выкрикивают цены на морковь, картошку и капустные лепешки – почти вдвое против обычных. Морские водоросли по такому случаю подкатывали целыми бочками. Дешевая закуска для бедняков. Водоросли туго шли в глотку, но спасали от голодной смерти. А от прилавка мадам Дюфо явственно доносился запах жареной курятины. Старая мошенница в людные дни всегда жарила курицу. Так она приманивала к своему прилавку покупателей.

Озирая волнующееся под ней в ожидании событий людское море, Шатин остановила взгляд на девушке, стоявшей у южного входа на площадь, – девушке в длинном сером платье с широкими рукавами.

Минуточку… Да это же та самая девушка. Та, которой бредил вчера в круизьере Марцелл. Та, кого он заставил ее изображать в своей дурацкой игре.

Алуэтт.

Шатин прищурилась, всматриваясь повнимательнее. Она вспомнила, как отчаянно умолял ее Марцелл разузнать хоть что-нибудь об Алуэтт.

Одно Шатин знала наверняка – эта девушка живет не в Трюмах.

Об этом яснее ясного говорили ее идеально чистые серые туфельки. В Трюмах такой чистоты не сохранишь.

Наверняка она из дезертиров.

Правда, Шатин всегда полагала, что дезертиры тоже грязные. Они ведь живут в лесу, в глиняных хибарах, разве нет? А эта девушка едва ли хоть раз в жизни видела глину.

Она здесь явно была совсем не в своей стихии. И уже начала привлекать внимание.

Шатин заметила, как меряет ее взглядом старик Гонесс: наверняка прикидывает, как бы спикировать на добычу и добраться до ее карманов. Шатин отвернулась – она не желала этого видеть. Пусть рыночные стервятники оберут дуреху. Ей-то что?

Но тут на глаза ей попался приметный серебристый дождевик. Так и есть: безупречно уложенные волнистые волосы, чистое лицо – Марцелл. Он пробирался сквозь толпу в ту самую сторону, где стояла девушка. Мысли в голове у Шатин закрутились вихрем. Если офицер высмотрит Алуэтт, Шатин его сегодня больше не увидит. Он со своей отвратной улыбочкой утащит девицу куда-нибудь в сторонку и станет добиваться ответов на все мучившие его вопросы.

Короче, девчонка его только отвлечет.