Расчет с прошлым. Нацизм, война и литература - Ирина Млечина

В школьные годы Роберта Фемеля юный подмастерье Ферди прокрался в квартиру грубого и жестокого учителя гимнастики и бросил ему под ноги самодельную бомбу. Свой поступок Ферди «искупил под топором палача»; рассыльные на мотоциклах носились по городу, расклеивая плакаты о его смертельном приговоре. Местная газета сообщала о произошедшем под броским заголовком «Поучительная казнь». Это Роберт запомнил навсегда, а тогда он думал: как люди могут, зная о казни Ферди, есть мороженое и пить пиво? Сам Роберт еле спасся благодаря бегству в Голландию, но, прежде чем он успел бежать, его одноклассник Неттлингер и компания избили его бичом из колючей проволоки, исполосовав ему всю спину. Произошло это прежде всего потому, что он заступился за другого одноклассника, Шреллу, который потом тоже бежал. Отца Шреллы в нацистские годы убили.

Уже после войны, вернувшись в ФРГ на короткое время, Шрелла идет по знакомым местам, а в это время дети Неттлингера играют в бадминтон на безупречно подстриженном газоне. И дочь Неттлингера спрашивает отца: «Папочка, объясни мне толком, что такое демократия?» И для «буйвола» Неттлингера настает желанный миг, когда он может с торжественным видом дать детям свои демагогические объяснения. «Буйволы» уничтожили множество невинных «агнцев», казнили юного Ферди, совершившего покушение на омерзительного нацистского учителя гимнастики, убили отца Шреллы, а мальчика, который передавал записки от Роберта, вынужденного бежать в Голландию, они «отправили туда, где люди бесследно исчезают». А теперь все те же «буйволы» желают, чтобы все быльем поросло: зачем, мол, ворошить старое? Иоганна, мать Роберта Фемеля, хочет стать «орудием Господа» – отомстить «буйволам».

Роберт поклялся никогда не принимать «причастие буйвола». В войну он попал в саперные войска. Его обучили, и он стал подрывником, а потом сам обучал команды подрывников: «сеял формулы, которые несли с собой как раз то, чего он желал: прах и развалины», месть за смерть «агнцев», подмастерья Ферди и мальчика, бросавшего в почтовый ящик его родителей записки из Голландии.

В одном из интервью Бёлль комментировал эту антиномию, разделение героев романа на две противоборствующие, противопоставленные друг другу группы. Он подчеркивал, что это деление базируется на его, автора, «представлении о Гинденбурге и всех этих немецко-националистических уголовниках, которых я, собственно, считаю ответственными… Это мрачная, темная сила; это соединение юнкерства и банкиров с идеями немецкого национализма; это и были для меня буйволы. Я назвал их в своем романе буйволами, потому что они, как стадо буйволов, вытаптывали все вокруг, а других я назвал агнцами, жертвами… Мне было пятнадцать. Мы напряженно следили за результатами выборов и были рады, когда в ноябре 1932 года нацисты понесли тяжелые потери. Это был знак надежды». «Но потом, – продолжает Бёлль, – все было очень ловко прокручено Папеном, Гинденбургом, банкирами и националистами», в результате чего «буйволы» оказались у власти.

В романе описывается сцена школьной игры в бейсбол, в которой участвует Роберт Фемель. Бёлль неоднократно называл ее ключевой сценой романа. Роберт, лучший игрок гимназии, забивает мяч, который делает его одновременно объектом чей-то зависти и всеобщего восторга. Он становится своего рода кумиром даже для членов гитлерюгенда. Однако все дело в том, что восторгаясь «мячом Роберта», одноклассники с фашистскими наклонностями зверски мучают друга Роберта, гимназиста Шреллу. Роберт, совершая свой выбор, становится не на сторону истязателей, а на сторону Шреллы. Позднее Роберт женится на его сестре Эдит, которая вскоре погибает при бомбежке, по существу, по вине все тех же «буйволов», развязавших войну. После школьного эпизода Роберт, дабы спастись от политических преследований, бежит в Голландию, а вернувшись уходит в частную жизнь, семейную и профессиональную, и даже на войне, будучи солдатом, он, как и многие бёллевские герои, пытается сохранить себя как личность путем неучастия.

Мать Роберта, Иоганна Фемель, потеряла во время войны двух братьев и троих детей. Она зимой 1941-1942 года бежала на товарную станцию и требовала, чтобы ей разрешили уехать вместе с евреями. Ее объявили сумасшедшей и засадили в психушку, но, как говорит один герой романа, он не верит, что она сумасшедшая; таких женщин, говорит он, можно увидеть разве что в музее на старых картинах. Снова звучит бёллевский мотив душевного благородства женщин, их нравственного превосходства над большинством мужчин. Пожалуй, только у Бёлля женщины, как правило, являются носительницами лучших свойств народа.

Когда заходит речь о бывшем однокласснике Роберта Неттлингере, один из персонажей представляет себе, какой фильм покажут ему в день страшного суда – фильм о его жизни. «Он из тех молодчиков, которые приказывали выламывать у мертвецов золотые коронки и отрезать волосы у детей» (имеется в виду практика нацистских концлагерей, где именно так поступали с узниками). Подобные неттлингеры, с их способностью перекрашиваться, встречаются едва ли не во всех произведениях Бёлля.

Организованный Робертом Фемелем в конце войны взрыв, уничтоживший построенное отцом аббатство, был жестом отчаяния и ненависти: ненависти к «буйволам». Ведь в этом аббатстве монахи тоже приняли «причастие буйвола»; они распевали нацистские гимны; они были за. Отношение Фемелей к «буйволам» становится в романе масштабом моральной оценки героями их собственного поведения и поведения окружающих, а также ключевых событий, в которые они так или иначе оказываются вовлечены. Роберт Фемель говорит о себе: «Я – архитектор и, собственно говоря, должен был бы строить дома, но я их никогда не строил, я их только взрывал; то же было и с церквями; я мечтал строить церкви, но никогда не строил. Всю войну я имел дело с динамитом. Чтобы взорвать что-нибудь, надо знать только одно: куда заложить снаряд и какова должна быть его сила. Это я знал. Так и вышло, что я взрывал мосты и жилые кварталы, церкви и железнодорожные виадуки, виллы и уличные перекрестки; за это я получал ордена и меня повышали в чинах: от лейтенанта до обер-лейтенанта, от обер-лейтенанта до капитана». Какое чудовищное извращение логики жизни: человек, призванный и умеющий строить, зодчий, мечтающий создавать красоту, вынужден – а это уже логика войны и тех, кто ее затеял, – разрушать и уничтожать эту красоту. Роберт рассказывает, что в конце войны служил под началом некоего генерала по кличке «Сектор обстрела». Генерал был сумасшедший; он вызубрил навсегда лекции о «Секторе обстрела», и Роберт должен был ему этот «сектор» обеспечивать. К тому же подчиненные генерала поддерживали в нем мысль о необходимости быть последовательным, даже когда имеешь дело с «почитаемыми архитектурными памятниками». Это, уверяют они своего командира, подтвердит, что «мы верим в победу; коль скоро мы принесем такую тяжелую жертву, население и солдаты убедятся, что мы еще верим в победу». И генерал охотно соглашается: «Взрывайте, господа! Если речь идет о победе, мы не имеем права щадить самые священные культурные ценности». Война, таким образом, предстает еще и как выражение тупоумия и завиральных идей «сумасшедшего генерала». Так и пришлось Роберту Фемелю, талантливому архитектору и сыну архитектора, взорвать «величественное сооружение, нечто грандиозное – целое аббатство», которое как раз между двумя армиями: немецкой и американской. И он, Роберт, обеспечил немецкой армии «сектор обстрела», взорвал аббатство за три дня до окончания войны. Вспоминая об этом, Роберт не может преодолеть омерзение к «буйволам», устроившим эту безумную войну. Не может и не хочет примириться ни с прошлым, ни с настоящим, и изо всех сил старается очиститься от грязи, погрузившись в свои математические формулы и игру в бильярд.