Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

и Данилов-младший. Когда он зашёл в штабную избу, то увидел собравшихся в ней командиров и приближенных к ним бойцов. В комнате было накурено, на заменявшем стол ящике стояли кружки с чаем и нехитрая еда. Они вели какой-то важный разговор и разом замолчали при его появлении.

— Ничего, — успокоил всех дядя Женя и указал Сашке на место с краю скамьи, — пусть слушает. Я ему доверяю.

— Ну, хорошо, — кивнул Семён Плахов, правая рука командира. — Пусть малец посидит. Только я вам ничего нового не скажу. Они звездят как дышат. Мы наших оставим, а их на бешбармак порежут. Я этих боговеров знаю. Врать в лицо не могут, им нельзя, но они могли пальцы скрещенные за спиной держать. Не может быть у них в семьях меньше пяти-шести детей! Спрятали всех, кто помоложе. Их тут, может, две сотни, а может, и три-четыре. Враги они, раз темнят.

— Не друзья — ещё не значит, что враги. Они выжить пытаются. Наказывать их вроде не за что. Но надо ехать. А наших тут оставлять нельзя, ты прав, — ответил Пустырник.

— Они за ордынцев, хоть и отнекиваются, — упрямо произнёс Волков, державший горячую металлическую кружку мутировавшей рукой. От кружки шёл пар — похоже, воду только что вскипятили, даже иван-чай ещё не совсем заварился. Но если он и чувствовал боль, то умел её переносить.

— Не обязательно, — ответил Пустырник. — Я тоже эту породу знаю. «Сахалинцы» для них такие же чужаки, как мы, а может, и хуже. Мы сюда ещё вернёмся. Но с миром и торговлей. А пока сделаем отметку на карте.

— Херово уезжать, оставляя за собой недовольных.

— Но ещё херовее ехать, оставляя за собой развалины и обиженных. Всё, я сказал. Я этим людям верю, — Пустырник ударил кулаком по импровизированному столу. — Ведём себя так, будто ничего не подозреваем, и уезжаем не позже, чем через три дня. Причём поедем якобы назад, на восток. Следы надо запутать.

Младший тоже налил себе чаю. Все понимали, что он замёрз, и не требовали от него пока исполнять обязанности денщика. Вроде принести воды или посуду помыть…

Разговор продолжался. Плахов рассказывал, как пообщался с местными охотниками. Через пень-колоду, но кое-что из коллег вытянул. Несколько местных ходили «на запад». Не в Европу, конечно, а до Урала, до Екатеринбурга. И они подтвердили, что радиация там до сих пор есть. И что дороги очень плохие. Кое-где размыты, разрушены обвалами, проседанием грунта, перегорожены пробками из авторухляди. Даже какие-то простенькие схемы ему набросали. В благодарность Семён заплатил немного боеприпасами. Такими, что в настоящем бою трудно использовать — дымным порохом, мелкой дробью…. Отдал даже несколько старых гладкоствольных ружей. Потом расщедрился и добавил горсть винтовочных патронов из Заринска. Как у мужиков-лесовиков сразу глаза загорелись! Оказывается, они разбирались в боеприпасах. Поняли, что и порох другой, и патроны на заводе сделаны.

Пустырник сказал, что именно за патроны и покупали всех ордынцы. А уж во вторую очередь − за ценные устройства, которые в остальном мире давно приказали долго жить, и за горючее, которому, даже если нет машин, можно применение найти. И уже в последнюю — за свои нелепые сказки о новом мире. Слушая его, Данилов призадумался. Так почему же тогда в этой деревне не продались, если во многих других развесили уши?

Оказывается, дядя Женя всё-таки вытянул ещё кое-что из старейшин.

Мол, предки их успели пожить и в Китае, и в Бразилии, выращивали авокадо, бананы, кокосы. Поэтому и речь у них необычная. А вернулись перед самой Войной. «Вернулись-то почему? Крутили бы дальше хвосты крокодилам».

«Здесь родина». Сначала они жили севернее, но совсем недавно переехали ближе к трассе. Там земля совсем стала плохая из-за какого-то разлива химии. Больше ничего не сказали, а Пустырник допытываться не стал. Но видел, что деревня, если приглядеться, не такая уж убогая.

Почему-то Саша вспомнил рассказы о коммуне почитателей Ленина, из которой происходили предки Киры. Хотя такое сравнение вряд ли понравилось бы и тем, и другим. Эти — верующие, и другие идеологии не любят. Точнее, считают дьявольскими. Когда ордынцы стали затирать про светлое будущее и про то, что новую церковь откроют, для них это было, как уксуса выпить.

Ну а мужики из других деревень, пошедшие в услужение к «сахалинцам», — просто продажные шкуры, и бог их суди. Думать так Сашке было проще. Ещё он понял, что Пустырник поверил кержакам, именно зная их строгие моральные нормы.

Через три дня раненым полегчало, но ни о каком продолжении пути с ними и речи не было, хотя оба храбрились, даже тот, которому живот зашили недавно, как фаршированной курице.

Жители Кормиловки божились, что помогут. Да, местные обещали их подлечить, а потом переправить в Кузнецово на телеге или на санях, если снега больше ляжет.

Но Пустырник держал в голове совсем другой вариант. До Кузнецово — сто километров. Можно было по рации сообщить на эту тыловую базу, чтобы приехали за ранеными. Но лишний раз не хотелось «светиться» в радиодиапазоне. Всюду могли быть уши. Зато было разумно отослать туда свежезахваченную машину вместе с бесполезными в пути трофеями. И ранеными, которые не смогут продолжать путь.

Везти их на машине уж точно лучше, чем на тряской телеге. А отряд должен ехать дальше. И вот после небольшой вынужденной передышки, пополнив запасы воды, дров и картошки с морковкой, тронулись в путь.

Местным намекнули, что с Сибирской Державой лучше дружить. Сашка видел, что опасения всё же оставались.

Выехали затемно, хотя понимали, что деревенские могли вставать ещё раньше. Отправку немного задержало неприятное происшествие − «язык» из пермяков, который ещё раньше пытался сбежать и был за это страшно избит младшим Красновым, вскрыл себе вены повдоль об гвоздь, торчащий из стула, к которому он был привязан на ночь. Так его и нашли — сидящего и мёртвого. Не доглядели.

На всякий случай всё-таки немного запутали следы, потратив на это лишних полчаса. Уже сейчас, в ноябре, многие машины стали бесполезны до весны. Но их газогенераторные «Уралы», трофеи битвы за Заринск, обладали как раз такой проходимостью, которая была нужна в дальнем походе. Не зря «сахалинцы» ими пользовались.

В крайнем случае, можно будет установить цепи на колёса. Но пока не возникало необходимости даже в этом — снежок падал умеренно.

Проводник у них теперь был снова один − Павел,