Паранойя. Почему я - Полина Раевская

– Да уж, от кого – от кого, а от тебя я такой испорченности не ожидала, – резюмирует меж тем Лариса, окатив меня презрением, от которого кровь с размаху бьет в лицо, а в груди начинает нестерпимо гореть.

Все внутри меня кричит: «Нет, я не такая! Я не испорченная. Он меня обманул, а я полюбила. Я просто его полюбила! И ничего не смогла с этой любовью сделать.» Однако, я тут же обрываю сей крик, понимая, что этой женщине нет дела до моей боли, у нее она своя, и сейчас она щедро поливала меня ей.

– Все-таки правду говорят: в тихом омуте черти водятся…

– Если ты позвала меня сюда, чтобы высказать все, что обо мне думаешь, то можешь не трудиться. Я догадываюсь.

– Вот уж вряд ли, – парирует Лариса с высокомерным смешком. – Но ты права, это не важно. В конце концов, если бы я тратила время на каждую побл*душку моего мужа, то боюсь, вся моя жизнь прошла бы в гастролях.

– Да. Вот только я – не каждая, – растянув губы в приторной улыбочке, цежу сквозь зубы, прекрасно понимая, в какое русло она пытается направить разговор.

– Неужели? И чем же ты отличаешься, если не секрет? Поведай мне эту наверняка романтичную, душещипательную историю, – ехидно уточняет она, точно так же сладко скалясь, вызывая у меня злость.

– Ну, хотя бы тем, что ты тратишь на меня время, – поясняю любезно, на что Лариса разражается негромким смехом.

– Что ж, это аргумент, -кивает она снисходительно. – Но не обольщайся, я здесь вовсе не потому, что вижу в тебе какую-то угрозу своему браку или воспринимаю тебя всерьез. Ты просто глупенькая, влюбленная дурочка, которую красиво гуляет прожженный мужик, умеющий сладко дуть в уши.

– Ну, я-то может и влюбленная дурочка, а ты – просто дура. Тебе ведь даже в уши не дуют, но ты все равно терпишь каждую из его бл*дей, – бью в ответ и попадаю в цель. С Ларисы на мгновение слетает маска снисходительной стервы: она бледнеет, поджимая дрожащие губы, но тут же снова растягивает их в неестественной улыбке.

– А разве ты не терпишь?

Вскидываю недоуменно бровь, Лариса же, ухмыльнувшись, поясняет:

– У вас –  у любовниц есть такая глуповатая, привычка – самонадеянно считать, что это жене изменяют, а вам нет. Но правда такова, что как он с тобой изменяет мне, точно так же со мной он изменяет тебе.

Наверное, на моем лице отразились все мои страхи и сомнения, сдавившие меня изнутри плотным, огненным кольцом, потому что Лариса с довольным смешком осведомилась:

– Ты ведь не думала, что все эти полгода он спит в отдельной комнате, а я смиренно жду, когда же до меня дойдет очередь?

Стыдно признавать, но да, именно так я и думала, и сейчас понимала, насколько это всё не выдерживает никакой критики. Однако я продолжаю отчаянно цепляться за свои наивные надежды, за свою веру в Долгова, в его любовь, в нас, упрямо повторяя:

«Он бы так не поступил со мной, не предал! Он меня любит. Я знаю, что любит, чувствую! Так не врут. Не врут!»

– Понимаю, тебе сложно это принять. В твоем возрасте проще поверить в непорочное зачатие, чем в то, что ты – не более, чем свежие впечатления, но увы…

Она еще что-то говорит, а передо мной, будто весь мир замирает и мое сердце вместе с ним. Смотрю на ее ладонь, поглаживающую живот, и не могу вздохнуть, перед глазами темнеет.

Не может быть, просто не может быть!

Пошатнувшись, хватаюсь дрожащими пальцами за ледяную оградку и, тяжело сглотнув, неимоверным усилием воли, преодолеваю вдруг накатившую дурноту.

– То есть, хочешь сказать, что беременна? – поднимаю взгляд с живота на самодовольное лицо. Перед глазами пляшут разноцветные мушки, но я стараюсь не подавать виду, что мне не хорошо.

– Ничего я тебе, Настенька, сказать не хочу, – как в дешевой мелодраме, с ласковой ехидцей отзывается Лариса. –  Но раз уж ты спросила, то да: у нас в семье ожидается прибавление.

То с каким победоносным видом она это выдает, вызывает у меня желание преодолеть разделяющие нас три шага и сделать, что угодно, лишь бы стереть эту противную, хвастливую гримасу, но я просто сжимаю оградку с такой силой, что пальцы немеют.

– И ты думаешь, я поверю? – уточняю с усмешкой, словно услышала несусветную чушь. Это, конечно же, блеф, но мне ничего иного не остается. Я лучше умру, чем покажу свои сомнения и страхи. Лариса же продолжает их упорно разжигать в моей душе.

– Мне абсолютно все равно, дорогуша, во что ты поверишь, а во что – нет. Я с тобой разговариваю по одной – единственной причине. И это причина – моя дочь. Не будь ты с ней близка, я бы даже не обратила внимание, с кем мой муж в очередной раз взбадривает чувства. Сегодня ты, завтра другая… И что теперь, за каждой из вас гонятся что ли?

– Ну, как вариант, можешь попробовать поискать в себе капельку самоуважения и уйти от мужчины, который тебя не ценит и ни во что не ставит.

– Да что ты говоришь?! Спасибо, конечно, но я как-нибудь разберусь без советов маленькой побл*душки на вторых ролях, – цедит она с улыбкой, однако, красные пятна на щеках выдают ее злость и бешенство. Видимо, не слабо ее так задело. Меня это радует, а потому «побл*душка на вторых ролях» звучит не так обидно, хоть и отдается жжением где-то в желудке.

– Да разбирайся ради бога, от меня ты чего хочешь? Может, уже перейдешь к сути или так и будем обмениваться любезностями? Если расчет был на то, чтобы впечатлить меня своей беременность, то мимо кассы, мне пофиг. Сообщи лучше новость мужу, может, его впечатлит, – вру. Отчаянно вру. Все у меня внутри болит от одной мысли, что Долгов спал с ней в перерывах между нашими встречами.

– Сообщу, не волнуйся, – продолжает она меж тем. – А суть в том, что хоть ты ничем особым не отличаешься от предыдущих его бл*дей, и вряд ли задержишься надолго, я все же не могу так рисковать, и позволить, чтобы моя дочь разочаровалась в отце. Ни он, ни уж тем более ты не стоишь ни единой ее слезинки! Поэтому слушай сюда и слушай внимательно. Повторять я не стану! Если в течение следующей недели ты не разорвешь все отношения с моим мужем, я расскажу о вашей связи твоему отчиму. Вряд ли он тебя по головке погладит за то, что бросаешь тень на его репутацию. У него и так очень шаткая позиция в крае, а если еще разразится скандал на почве того, что его падчерица уводит мужика из семьи… Ууу… Боюсь, сложно будет отмыться от той грязи и возмущений, что польется на вас. Ты, наверное, не в курсе, но в таких ситуациях винят всегда женщин. Да, несправедливо, но так многим проще оправдывать таких же козлов рядом с собой.

– Это всё? -тяжело сглотнув, холодно осведомляюсь, преодолевая внутреннюю дрожь. Угроза серьезная. Папа Гриша наверняка отреагирует очень жестко. Но я бы просто позвонила Долгову и сбежала, не будь у меня сомнений в его верности.

– На случай, если ты настолько глупа, что веришь в силу вашей неземной любви с моим мужем и скорый развод, который он обещает каждой своей дурочке, – словно прочитав мои мысли, добавляет Лариса и достает из кармана подозрительный пузырек. – Предупреждаю, в один из дней кто-нибудь случайно плеснет из такого же пузырька тебе в лицо, и ты останешься без своей прелестной мордашки. Мой муженек, конечно же, пожалеет тебя – бедняжку, и наверняка оплатит пластическую операцию, но будь уверена, в тот же месяц забудет дорогу к тебе. Мужчины – потребители, девочка, а мой муж в особенности. Единственное, что для него имеет значение – это его дети. Собственно, я привела тебя сюда для того, чтобы ты понимала, пережив огромную утрату в юности, мой муж никогда не оставит своего ребенка и не станет воскресным папой. Так что решай: либо ты обрываешь все связи с ним, в том числе уволишь его охранника и спокойно доучишься год, а после уедешь в университет подальше от моей дочери, либо тебе придется провести кучу времени в больнице и не факт, что тебе помогут.