Времени нет - Рустем Халил

среднее между рычанием и мычанием, что должно означать отказ. Щелкнула зажигалка, и испарения одеколона смешались со сладким дымом марихуаны.

— Если ты мужик, то и поступать надо было соответственно, — продолжил Борец, громко выдохнув. — Просто подошел бы ко мне и сказал: уступи «Тремя китами» мне, это не бизнес, это пожертвование. Я бы тебя понял. А придумывать это все, с судьей, подставлять меня… Мог бы обойтись без этого всего. Достаточно было просто поговорить.

— А выбрасывать на свой телеканал сюжет о моем отце — это было по-мужски?

— А сдавать своего отца в дом престарелых — по-мужски?

— В пансионат, не в дом престарелых.

— Ну, это меняет все дело.

Борец снова щелкнул зажигалкой.

— Тот хук правой был хороший, — заметил он через некоторое время.

— Сделал бы ответный комплимент, но не могу из десятка точных ударов отличить лучший.

Зашуршала одежда — Борец встал.

— Почему Сергей Хижняк распродает свой бизнес? — спросил он.

— Не признается.

— Старый лис всегда первым бежал с тонущего корабля. Надвигается что-то плохое, вспомнишь мои слова. Мы на пороге крушения, о которой не подозреваем.

Раздался легкий стук.

— Не забудь свой трофей, — сказал Борец на прощание.

Он удалился, оставив в воздухе ароматы одеколона и марихуаны.

Эдем открыл глаза. На скамейке напротив лежала пробирка, укупоренная красным воском.

Лекарство, о котором еще несколько часов назад он ничего не знал.

Эдем поднялся, взял ее в руки и долго смотрел, как переливается розовая вода в стеклянном флаконе.

В этой пробирке было все: признание на крыше под светом молодой луны, где ресторанный оркестр играет Moon river, а город лежит внизу, как на ладони, расчерченный на полосы фар; тишина суда, где двенадцать присяжных боятся вздохнуть после пламенной речи адвоката, заставившей их задуматься о природе вещей и убийственной силе некоторых решений; сотни улиц в десятках городов, неизбывную красоту которых можно увидеть только на утренней пробежке; книги, еще не напечатанные на бумаге, фотографии, еще не представленные на матрице аппарата, песни, еще не перенесенные на гитарные струны, фильмы, еще не вытеснившие ни одной слезинки; крошечная ручка ребенка, тянущая отца за указательный палец к неизведанной частице большого мира; мяч, летящий в ворота в последнюю минуту финального матча; воздушный шар, поднимающийся на рассвете над невыжатыми полями; первый глоток ледяного янтарного пива в конце жаркого дня; найден на чердаке родителей дневник, автору которого было семнадцать; ветер, бьющий в лицо лыжника, сложившего палки и летящего по склону горы; запись в социальной сети, впервые собравшая тысячу понравившихся; волны, разбивающиеся о камни и остающиеся солью на губах; бежал по перрону за поездом, двинувшимся мгновение назад; крепкое рукопожатие честного человека; брошенная в толпу шутка, а вслед взрыв смеха; поворот ключа в замке только что приобретенного дома с черепичной крышей; кубок, полученный сыном за победу в спортивном состязании; чай с песочным печеньем в доме профессора, которого в последний раз видел в защите диплома пятнадцать лет назад; запах дождя, врывающийся в распахнутые окна; холодный нос пса, которым он прижимается к рукам хозяина; прыжок в бассейн с веранды, когда вечеринка достигла своего апогея; спонтанное путешествие с телефоном, паспортом и кредитной картой в карманах; снежка в лицо от жены, заливающейся смехом; китайский фонарик, исчезающий в беззвездном небе…

Чудо жизни чаилось в нескольких розовых каплях.

3.21

А меньше часа назад Эдем с Инарой не спеша ехали по большой окружной, постоянно останавливаясь на желтый. Инара играла роль образцового водителя, которому некуда спешить, а Эдем втайне любовался ее ножками, как только они попадали под свет уличного фонаря. После очередной вспышки Эдему показалось, что она его разоблачила.

— Прекрасная стереосистема, — сказал смущенно он и перевел взгляд на автомагнитолу, обнаружив, что так и есть — она могла стоить дороже, чем вся машина. — Если включить, чью песню мы услышим? Постойте, попробую угадать. Это будет U2.

— Снаряд лег близко, — Инара переключила скорость, чтобы перестроиться во второй ряд, и нажала кнопку стереосистемы.

Колонки ожили гитарным перебором. Мелодию подхватили ударные. Но только в середине первого куплета Эдем узнал голос Олеся Мицного и понял, что это малоизвестная песня из первого или второго альбома группы. За весь день Эдем ни разу не думал, что осталось в его памяти от Крепкого. Песня, слов которой он не знал, стала ответом: он сохранил только те знания, которые накопил вчера.

— "Времени нет", — сказал Эдем. — Собираетесь на концерт в эту субботу?

— К сожалению, не смогу — у меня дела. К тому же, главную песню, которая там прозвучит, я уже успела услышать.

— И как она вам?

— Как пробивающийся из-под снега росток, — ответила она, и тепло разлилось телом Эдема.

Инара плавно затормозила перед автобусом, предупредившим ее стоп-сигналом.

— Эдем предложил вам мою кандидатуру на руководителя будущего колледжа? — резко изменила она тему.

Он ждал такого вопроса, но все же почувствовал себя застытым.

— И как он объяснил этот выбор? — Инара расценила его молчание как подтверждение. — Не думаю, что такой человек, как вы, склонен принимать серьезные решения на основе простой рекомендации.

— Иногда ты просто веришь человеку и все. Да, вы не работали в колледже, но разве это уже столь существенный минус? По-моему, это значит, что вы не испорчены заскорузлыми подходами к образованию, вам придется изучать новейшие практики, а денег на воплощение их хватит. Плюс: многолетний опыт управления фондом. У вас есть сила взять на себя эту ношу, есть честность и мудрость, чтобы нести ее в правильном направлении, и есть готовность сделать это главным делом своей жизни…

Луч встречного автомобиля скользнул по лицу Инары, и Эдему показалось, что веснушки его стали ярче.

— Это вам Эдем такое сказал? — Инара постаралась заправить вопрос щедрой пригоршней скептицизма. — Он следил за тем, как я живу и что делаю?

— Он сказал, что это было вашей детской мечтой. И оказалось, мы мечтаем об одном.

3.22

Эта