Когда взрослеют сыновья - Фазу Гамзатовна Алиева

— Мугминат, Омар, о чем вы там воркуете? — раздался из кухни недовольный голос Умужат. — Ешьте скорее и идите в сад, там уже наверняка все собрались.

Брат и сестра быстро расправились с чуду и урбечем и, взявшись за руки, побежали к подножию горы, где раскинулся многоярусный колхозный сад. И разговор у них был все о том же — о потерянной босоножке.

— Я знаю, как мы найдем, — говорил Омар, забегая вперед и заглядывая в лицо сестре. — Надо спеть одну песенку — и она сразу найдется. Я в прошлом году так нашел свой значок. Честное октябрятское! Вот слушай! «Потеряла девочка босоножку. Плачет она и плачет, а найти босоножку не может. Солнышко доброе, укажи ей пальчиком-лучиком, где она затаилась. Потеряла девочка босоножку. Плачет она и плачет, а найти не может. Колокольчики, а колокольчики, может, вы босоножку запрятали? Речка быстрая, может, в твою волну босоножка упала? Так, пожалуйста, выброси ее на берег. Может, волк голодный принял ее за ягненка? Так разинь свою пасть и выплюнь босоножку обратно. Может, заяц-трусишка утащил ее в свою норку и ждет, когда у его маленьких зайчат подрастут лапки. Косой, отдай босоножку. У твоих зайчат по четыре лапки, а босоножка-то всего одна. На что она им? Потеряла девочка босоножку, плачет она и плачет, а найти не может. Ласточка веселая, может, ты нашла босоножку и в клюве унесла? Тогда брось ее, пожалуйста, нам в ладони. А мы взамен дадим тебе горсточку зерна. Потеряла девочка босоножку, плачет она и плачет, а найти не может…»

— Какая длинная присказка, — засмеялась Мугминат и поцеловала брата. — Уж теперь-то моя босоножка обязательно найдется.

Когда они пришли в сад, он уже гудел как разбуженный улей. Два грузовика, доверху наполненные ящиками с абрикосами, выехали им навстречу из ворот.

— Сейчас нельзя искать, — шепнула брату Мугминат, — мы и так опоздали. Вот когда все пойдут обедать, мы с тобой и пошарим в орешнике. Договорились? — И Мугминат скорее нырнула в гущу деревьев, чтобы не видели, как поздно она пришла.

Но не успела она взяться за дело, как кто-то тяжело спрыгнул с дерева за ее спиной.

— Золушка, не примеришь ли ты этот хрустальный башмачок? — услышала она знакомый голос.

— Ой, Шапи! — обрадованно обернулась Мугминат. — Неужели нашел?

— А как же, — и Шапи галантно протянул ей красную босоножку. — Не угодно ли примерить? Я принц из аула Струна и хочу жениться только на той, кому она будет впору.

С тех пор Шапи еще долго, пока она не стала совсем взрослой, все называл ее Золушкой.

Бывало, встретит, когда идет из школы, и кричит еще издали: «Золушка, когда же ты своего принца в гости пригласишь?», «Золушка, а Золушка, скоро ли наша свадьба?»

Сначала Мугминат смеялась вместе с ним, потом стала обижаться, потом смущаться. И наконец она поймала себя на том, что ищет нечаянной встречи с ним, а увидев, прячется от него. Теперь, когда он называл ее Золушкой, она обижалась, а если не называл, обижалась еще больше.

Время от времени она забегала в его лудильню. Но это еще тогда, когда она была школьницей и не так стеснялась оставаться с ним наедине. Но как-то Умужат, застав внучку в лудильне, рассердилась: «Я не хочу, чтобы тебя видели здесь, рядом с неженатым парнем. Ты уже не маленькая, в твоем возрасте я держала на руках ребенка».

Теперь Мугминат заходила в лудильню только по делу. Но всякий раз она старалась хотя бы пробежать мимо и увидеть в окне взлохмаченную голову Шапи, склонившуюся над листом меди.

И вот однажды она услышала имя Узлипат рядом с его именем.

Много туфель и босоножек износила с тех пор Мугминат. И Шапи уже давно не называл ее Золушкой. И случай с потерянной босоножкой забылся. А сердце Мугминат по-прежнему поворачивалось за ним следом. Как подсолнух за солнцем.

XVIII

ЖИВЫЕ РАНЫ ВОЙНЫ

— Бывало, в клуб народ не зазовешь, а теперь не хватает места, приходится из дому табуретки нести, — говорила Аминат, с трудом протискиваясь в толпе.

— Тетя Аминат, вам сюда. — И Мугминат, взяв у нее табуретку, провела ее в первый ряд да еще вручила три красных розы.

— Что ты, доченька, зачем они мне? — удивилась Аминат.

— Возьмите, тетя Аминат, это мы всем матерям фронтовиков вручаем, — пояснила девушка.

— Спасибо, ласточка, — растрогалась Аминат и вытерла платком сухие глаза. — Подумать только, живые! И где вы их взяли? Еще ведь и снег не растаял.

— Это школьники вырастили в парнике, — сказала Мугминат, усаживая ее на скамейку рядом с Умужат.

Три первых ряда занимали матери, потерявшие на войне сыновей. Но ни на одной из них не было черного платка. Это означало, что у каждой подросли младшие сыновья или выросли внуки — дети тех, погибших сыновей.

— Народу-то, народу! — проговорила Аминат, оглядываясь на тесно заполненный зал.

— Говорят, праздник Победы будем встречать в Доме культуры, там уже заканчиваются отделочные работы, — сказала Умужат. — Да, сестра Аминат, вырос наш аул. И то сказать, маленькие стали большими, у больших появились дети. И потом, еще недавно, если бы женщина пришла в клуб, ее бы все осудили. Хоть с фонарем ищи, не нашлось бы в клубе мужчины, рядом с которым сидела бы жена.

— А помнишь, Умужат, как насмехались над директором школы за то, что он не ходит без жены ни в кино, ни на собрания.

— Как же не помнить! А теперь, наоборот, стоит мужу появиться без жены, как все нападают на него.

Но их разговор заглушила музыка, и на самодельную сцену, сияя орденами и смущенными улыбками, вышли участники минувшей войны. Их было немного, всего двадцать пять человек. И впереди всех — Ахмади и Аймисей.

Зал поднялся и громко зааплодировал.

— Вай! Сколько, оказывается, у Аймисей наград, — зашептала Патасултан, наклоняясь к Умужат.

— Даже не знаю, какие за что получила, — так же шепотом отвечала Умужат.

— О, у нее их очень много, — с гордостью проговорила Аминат, услышав их разговор, и добавила: — Она еще сегодня не все надела. Я ей говорю: «Доченька, почему ты не надеваешь все ордена?» А она говорит: «Как-то неудобно. Что люди скажут?» Я говорю: «Что же худого могут сказать люди? Ведь ты их заслужила». А она говорит: «Все равно, мама, неудобно. Еще подумают, хвастаюсь». Такая уж она скромница, — заключила Аминат громким шепотом в надежде, что ее услышит хотя бы ползала. С удовлетворением отметив, что к ним начинают прислушиваться, Аминат