На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло» - Михаил Вознесенский

Заместитель Госсекретаря ответил, что корабль укомплектован хорошими навигаторами, и поэтому нет причины предполагать, что капитан нарушил приказ не приближаться к корейскому берегу ближе 13 миль или же допустил столь грубую навигационную ошибку. Заместитель Госсекретаря спросил посла, принесет ли Советский Союз при подобных обстоятельствах извинения за некие действия, в совершении которых он не уверен? Если мы нарушили границу северокорейских вод, мы, безусловно, принесем свои извинения. Мы поступали так при подобных обстоятельствах, например, когда наш самолет нарушил советское воздушное пространство в районе Курильских островов…

Посол Добрынин дал следующий комментарий: не исключено, что ответ кроется в проблеме взаимоотношений «сверхдержава — маленькая страна», и северные корейцы смотрят на проблему несколько иначе, чем большое государство. Посол Добрынин снова подчеркнул, что его правительство не имело никаких оснований усомниться в справедливости северокорейского утверждения, что «Пуэбло» задержан в их водах, и особо подчеркнул, что несколько членов американского экипажа этот факт признали.

Заместитель Госсекретаря заметил, что утверждения моряков не исключают их проверку, так как северные корейцы никому не позволяют с ними встретиться. Заместитель Госсекретаря попросил советского посла посоветовать, как решить проблему, учитывая, что Советский Союз имеет влияние на Северную Корею, а США нет.

Посол ответил, что в Северной Корее накопилось много горечи против Соединенных Штатов, но его статус посла не позволяет давать советы по проблеме «Пуэбло».

Заместитель Госсекретаря спросил, почему северные корейцы могут быть заинтересованы и дальше удерживать экипаж.

Посол Добрынин ответил, что он не может отвечать за них.

Заместитель Госсекретаря подчеркнул, что северные корейцы даже не указали, возвратят ли они команду, если извинение будет сделано.

Посол отметил, что, по его впечатлению, возвратят.

Заместитель Госсекретаря повторил свой вопрос: выгодно ли будет Советам, чтобы способ легального сбора разведывательных сведений, чем занимался «Пуэбло», получит квалификацию шпионских действий?

Посол ответил, что советские суда не занимаются этим в пределах чужих территориальных вод. Проблема «Пуэбло», сказал он, снова возвращается к факту нарушения границы. Северные корейцы говорят одно, Соединенные Штаты утверждают противоположное. Советское правительство не может и не желает выступать в роли проверяющего; к тому же северные корейцы очень хорошо знают взгляды Советского правительства. Посол, в свою очередь, спросил: на какие шаги в переговорном процессе готовы пойти Соединенные Штаты, чтобы вернуть экипаж?

Заместитель Госсекретаря повторил, что мы никогда не согласимся признать фактов шпионажа и нарушения северокорейских вод. Мы признаем лишь факт сбора разведывательной информации и дадим гарантии против будущего вторжения.

Посол Добрынин снова отметил, что главный камень преткновения — вторгался «Пуэбло»» или нет.

Заместитель Госсекретаря попросил Добрынина встать на наше место. Они удерживают наших людей в положении, когда они ничего не могут пояснить о происшедшем. Мы убеждены, что мы не вторгались. Допустим, что мы признали бы предполагаемую «вину» и извинились, а затем вернувшийся экипаж докажет свою невиновность, и окажется, что правительство США солгало. На вопрос заместителя Госсекретаря относительно того, будет ли решением наше подписание исправленной версии северокорейского проекта извинения — тот, который не признавал шпионаж, — Добрынин усомнился, что это удовлетворит Северную Корею. Но обещал довести нашу позицию до сведения Советского правительства.

Люди, которые отвечали за пленных в течение 11 месяцев пребывания в КНДР, имели страсть к засекречиванию всего и вся, чего американцам было невозможно постичь. Постоянное стремление держать пленников в темноте неведения проникало во все аспекты их ежедневной жизни. В результате любую вещь, в которую оказывались вовлечены американцы, всегда окутывала непроницаемая пелена секретности. По мнению Стю Рассела, это являлось следствием ненормального искривления общественного сознания несчастной страны. Наглядная иллюстрация, как все это происходило в действительности, — история с проверкой зрения баталера «Пуэбло».

Он потерял свои очки тем вечером, когда корабль был взят корейцами на абордаж. Их раздавил каблуком десантник, тащивший Рассела за шиворот на бак, куда на пинках сгоняли всю бравую команду. Баталер был вынужден мучиться отсутствием окуляров примерно восемь месяцев, пока кто-то в высшей корейской иерархии вдруг не решил. что эта проблема должна быть устранена. В этом не содержалось и тени соображений гуманности, но, поскольку мир продолжал наблюдать за развитием эпопеи с американским кораблем-разведчиком, надлежало сохранять лицо, демонстрируя признаки человечности в обращении с гражданами страны, с которой Корея не воевала.

Сам Стю Рассел тоже никогда не рассматривал потерю очков желанием корейцев осложнить ему жизнь. Некоторым морякам очки разбили на допросах, но тоже не специально. Напротив, никто из корейцев ни разу не возразил, видя, как моряк передавал для сохранности свои очки сослуживцам, понимая, что будет сейчас избит. Немало очков были разбиты корейцами в один день, когда им стало известно, что семьи моряков в Америке пытаются критически настроить общественное внимание к положению в КНДР. Однако же неправда, что разбиванием драгоценных для очкариков стекол от них пытались добиться выдачи каких-то военных тайн, утверждает Стю Рассел.

Как всегда неожиданно в камеру зашел охранник, позвал Рассела и куда-то повел. На втором этаже, в комнате для допросов его ждали корейский врач и офицер-переводчик. Приказали сесть на стул и смотреть на стену перед собой. Доктор открыл маленький саквояж, достал какой-то прибор и надел его на голову моряка. Это оказалось устройство для проверки зрения. Окулист поместил в держатель две линзы и велел читать таблицу. Но стекла оказались слишком слабы, и Рассел не мог разобрать даже самой большой буквы Е. Когда он жестами объяснил, что ничего не в состоянии разглядеть, доктор что-то недовольно пробормотал и заменил линзы. Снова Стю ничего не увидел. Доктор окончательно расстроился, офицер тоже. Возможно, подумал Рассел, стандарты зрения в Корее несколько выше, чем в американском флоте. Новая перемена линз — и новая неудача.

Офицер решил, что пациент просто обманывает их, и закричал, что проклятый американский империалист бросил им вызов, обозвал Рассела свиньей и распалял себя все больше и больше. Боже, подумал Стюарт, никогда в жизни мне так не хотелось прочитать эту чертову таблицу окулиста! Еще перемена линз, затем еще. Офицер кричал в одно ухо, доктор в другое! «Уникальная ситуация, — размышлял Рассел со своей неистребимой иронией, — сделаться глухим в процессе исправления близорукости!» Вставлена еще пара новых линз. Теперь пациент, во всяком случае, видел таблицу и понимал, что перед ним не буквы. Но что тогда? Крик военно-медицинского дуэта тем временем перерос в настоящий визг, из коридора уже не раз заглядывали конвоиры — не пора ли, мол, засучить рукава?