Византийский узел - Александр Забусов

«Порядок! Жить буду. Если черти после пьянки видятся, значит, белая горячка уже в пути, а встретить и приветить-то и нечем».

Болезненность и ломота в теле помаленьку отпускали, жизнь налаживалась. Черт уселся на столе напротив Сашки, по-турецки подсунув под себя копыта, с интересом смотрел на Сашкины ощущения, проявившиеся на лице.

– Слушай, а почему не зеленый? Непорядок!

– Не понял, ты поконкретней.

– Ну-у, после перепоя, говорят, являются черти исключительно зеленого цвета, а ты вон какой-то неправильный.

– Ах, это. Да нет, дорогой, я, видишь ли, по другому департаменту служу. И к выпивке твоей никакого отношения не имею.

– Так ты кто? Черт? И откуда здесь взялся?

Скривив умиленную рожицу, существо осклабилось, панибратски подмигнуло Горбылю.

– Наливай, там еще, по-моему, что-то плещется, – словно фокусник, извлек откуда-то наперсток, глянул в него, дунул внутрь, подсунул ближе к Горбылю. – Ну и мне накапай.

Махнули оба, уже даже не морщась.

– Относительно вопроса «откуда?» сразу скажу: местный я. Прежних жильцов этого дома за заговор и смуту ваш князь на плаху отправил, а я вот остался. Ну, а по вопросу «кто я?» тоже скажу. Нет, я не черт. Вот ты по жизни своей прежней офицер?

– Ну.

– Извини, я у тебя, пока ты спал, в мыслях поковырялся. Вот и у нас иерархия примерно как у военных имеется. На данный момент я, по-вашему, в ефрейторах хожу. Ниже меня только бестелесная сущность, лярва прозывается – по-вашему рядовой. Ну а я мелкий бес.

– Поня-ятно. А начальники у тебя, значит, черти?

– Да как сказать, они существа тоже сплошь подневольные, тоже не сами по себе службу тащут. И до дембеля нам не то что вам, аж до скончания века корячиться. Опять-таки, дедовщина у нас сплошная. Знаешь, как иногда тяжело бывает? Э-эх! Наливай, что ли?

Бес занюхал сивуху кончиком хвоста. Было видно, что он слегка осоловел, чего нельзя было сказать про Горбыля.

– Представляешь, пока все ступени пройдешь, локтями потолкаешься, кого ногой вниз спихнешь, кого от начальства ототрешь, ни одну жопу вылижешь, не раз своей кровушкой умоешься-то.

– А много ступеней?

– Дак не меньше чем у вас. Лезть наверх захекаешься. Все как в вашей армии, считай сам… – Тварь принялась загибать пальцы на руках. – Враг, лукавый, нечистый, шут, черт, ненавистник рода человеческого, демон. Этот уже величина, майор, так сказать. Вельзевул вашему полковнику соответствует. Сатана, князь тьмы, царь тьмы – этот на министра обороны тянет, никак не меньше. И каждый норовит тебе по хлебальнику врезать, с грязью смешать или на хвост наступить и потоптаться по нему как следует, чтобы побольнее было.

– Нелегко тебе приходится.

– А ты как думал, вон, когда ты из Чечни вернулся да по госпиталям отвалялся, ведь каждый день квасил. Тьфу! Жив остался, так радуйся, а ты водкой травиться. Дурак, прости меня проклятый! Тебе тогда что Василенков сказал?

– Не помню. Буду я еще каждый пук командира части запоминать.

– Эх, ты. Он, когда тебе в кабинете задницу словесно развальцовывал, прямо сказал…

Сашка вздрогну: вдруг перед ним предстал настоящий полковник Василенков десятисантиметрового роста, в полковничьем кителе, при всех регалиях. До боли знакомый голос стал грозно вещать на всю комнату:

– Сашка, бляцкий род, до каких пор я тебя на службе пьяным в хлам видеть буду? Если еще раз увижу… – Далее шла чисто деловая, служебная лексика, где предлоги «в» и «на» чередовались со словами профессионального сленга, испокон веку употребляемыми в государстве расейском.

Из личины полковника Василенкова бес материализовался в себя родимого.

– Теперь вспомнил?

– Ну, ты дае-ешь!

– А то! – прозвучало с гордостью, типа «знай наших!». – А вообще, скажи ему спасибо. Если б не твой полковник, давно бы в деграданта превратился, спился, да и сдох под забором, никому не нужный. Давно бы догадался, государству вы все не нужны, так, пушечное мясо, разменная монета, а потом и лишняя обуза. Вспомни, сколько раз вашу армию правительство Борьки – гаранта Конституции – подставляло… Побольше б в армии таких Василенковых, глядишь, и люди целее были, и сама армия нормальная была. Да-а, женщин бы из армии убрать, чай не Израиль… – подняв когтистый палец, покрытый редковатой шерстью, кверху, бес акцентировал ударение в названии еврейского государства на второе «и», – Россия. Пусть лучше своими детьми да мужьями занимаются, а не плац сапогами полируют. Давно доказано, все зло от них. Возьмем обратно, как пример, твоего полковника. Орел, голова, умница, а жена его, незабвенная Полина Юрьевна, пусть она будет здорова, у вас же и служит. С виду ну такая добрая и ласковая, а внутри кремень-баба, кого невзлюбит, со свету сживет, подставит под мужа и не поморщится. Он ее любит, это понятно, даже не замечает, когда ее мнение в его убеждение перекинется. И это в вашей армии повсеместно, когда жены у мужей в частях служат. Скажешь, не прав? А вот х… на ны! У соседнего командира, начальника гарнизона, в части то же самое, один к одному.

– Прав, – признал Горбыль.

– Во-от! А заметил окружение у Полины? Зайдешь к ним в кабинет, сплошной серпентарий, в глаза улыбаются, отвернешься – шипят, смогли бы, не только языками покусали. Они ж не знают, что когда к нам в чистилище такие попадают, их через день на процедуры к далекой родне водят.

– Что за родня такая?

– Да такие же змеи, как они, только натуральные. Гадюки, кобры, аспиды разные, шипят, кусают.

– А почему через день? День передохнуть дают?

– Нет. По другим дням раскаленной кочергой им языки прижигают, чтоб помнили, что нельзя людей за спиной осуждать, обсуждать и гадости про них говорить.

– Бес, ну откуда тебе все это известно?

– Так я ж говорил, пока ты дрых, я и посмотрел, что у тебя в подкорке запечатлелось.

Сашка свернул со скользкой темы, ему больше не хотелось слышать, чего еще запечатлелось в его воспаленном алкоголем мозгу.

– Скажи, а что у русичей вашего брата тоже хватает?

– Почти что и нет вовсе. Разве только в местах, где греки поселились, купцы там разные, челядь ихняя.

– Как это? Почему?

– Понимаешь, сейчас славяне варвары, люди темные, добро и зло друг от друга не отделяют, при этом их боги, по совместительству дальние родичи, их еще и крышуют. Ну, ничего, мы обождем, лет через двадцать придет на русские земли вера греческая, укоренится, ну и мы вместе с ней переселимся, эмигрируем, так сказать, для начала гастарбайтерами, а потом уж, со временем, натурализуемся как родные. Ты наливай быстрее, как говорится, пока не началось. Вздрогнем!

Горбыль очередной раз занюхал выпивку рукавом, лицо покраснело, разгладилось, соловые глаза заблестели.