Волки траву не едят - Константин Стогний

– Ритуал, правильный ритуал, – чуть слышно простонал Виктор.

– Идиоты хреновы! – выругался сзади Олег Осинский.

Пол «мавзолея» вдруг начал двигаться вокруг хрустального саркофага против часовой стрелки. Лавров сделал два шага вперед, прямо на поехавший пол и, пытаясь оставаться на месте, напоминал танцовщика, садящегося на шпагат. На вращение вокруг себя ни Кремень, ни арабы не обращали никакого внимания. У Али Фазрата был самоуверенный вид человека, купающегося в лучах мировой власти.

Скорость вращения пола достигла такого уровня, что ноги не слушались Виктора. Он перестал снимать. Лавров оперся рукой на ближайший термоящик, вскрыл его и принялся доставать оттуда какие-то вещи и запихивать их в карман своего операторского жилета. Камеру он повесил через шею. Потом окинул взглядом вскрытый ящик и нашел свиток с записями, которые его заинтересовали. Его он тоже засунул в карман.

Ценой невероятных усилий украинец, цепляясь за термоящики, добрался до проема между ними, и Олег, протянув руку, выдернул его в проход. Это было сделано очень своевременно: все пространство склепа слилось в единый вертящийся купол, откуда раздались крики предсмертного человеческого ужаса. Стены прохода вибрировали, сверху сыпались камни, больно ударяя по головам и плечам оставшихся в живых Лаврова, Осинского и Анабель.

Вдруг из вертящейся центрифуги, в которую превратился центр скрепа, высунулись две крепкие мужские руки, схватившиеся за край термоящика.

– Кремень! – узнал Виктор руки по татуировке в виде якоря между фалангами пальцев. Он бросился другу на помощь, собираясь ухватить его и вытащить. Но поздно. Руки бессильно разжали край термоящика и исчезли в этом жутком круговороте.

Камни сверху продолжали сыпаться, они становились все больше и опаснее.

– Быстро отсюда! – скомандовал Виктор, на ходу забирая у Анабель оружие и патронташи.

Сломя голову троица бросилась через большой зал с индейскими горшками к скользким грязным ступеням, ведущим к расщелине. Камень откуда-то сверху с силой ударил в стену и срикошетил прямо в грудь Осинского, держащего за руку Анабель. Олег упал без сознания прямо под ноги Виктору, тот отскочил в сторону, чтобы не свалиться рядом. Анабель остановилась, от ужаса закрыв рот руками.

– Что стоишь? Марш наружу! – крикнул Виктор и, подхватив Олега на руки, как учили в школе разведки, понес его на спине, прямо поверх рюкзака, не забыв при этом свой фотоаппарат.

Олег не стонал, лишь смотрел стеклянными глазами в одну точку.

Соблюдать технику безопасности и двигаться осторожно теперь никому в голову не приходило. Сзади их подгонял нечеловеческий вой, вырывающийся из полузасыпанного прохода с ящиками. Когда Лавров увидел блеск лунного света, силы окончательно покинули его. Олег стал невыносимо тяжелым, а ноги налились свинцом.

Он кое-как дотащил за шиворот тело товарища до поверхности и положил его на один из плоских камней, покрывавших склоны вулкана Мелимойу. Минуты через три Олег пришел в себя.

– Вставай-вставай, поторапливайся, идти можешь? – не дождавшись вразумительного ответа, Лавров взвалил Осинского на плечи, схватил за руку присевшую на корточки Анабель и опять рванул прочь от входа в расщелину, забирая восточнее от той тропы, по которой они когда-то сюда поднялись. Скорость реакции Лаврова спасла им всем жизнь: сверху уже с грохотом катились передовые камни сходящей с вершины снежно-каменной лавины.

Они бежали не вниз, а в сторону, на восток от лавины, сходящей с вулкана Мелимойу, но понимали, что не успевают.

– Витя, Витя, пусти меня, я сам, не тащи, у меня ребра сломаны, – прокричал-простонал Олег Осинский.

Лавров присел, дал ему встать на ноги, перекинув его руку через свою шею.

– Давай, Олежек, давай, шевели поршнями, давай, через «не могу»!

Светила полная луна, и это очень помогало лавировать между огромных валунов вбок и вниз по горному склону, уворачиваясь от катящихся сверху и подскакивающих в воздух камней. Вдобавок Анабель подсвечивала фонариком: именно его луч выхватил из полумрака малоприметный мелкий грот.

– Витя, сюда, сюда! – замахала девушка рукой и юркнула в убежище.

Мужчины устремились за ней.

После камнепада в гроте было безопасно и тепло, места едва хватало на троих, и Лавров с Осинским закрывали аргентинку своими спинами. Лавина снега и камней прогрохотала вниз. После всех передряг операторский жилет Виктора был изорван в клочья, многие карманы были или расстегнуты, или вырваны с мясом. Грудь Осинского была в грязи, лицо напоминало серую маску, нижнюю часть которой покрывала светлая щетина.

– Олег, помнишь детскую сказку «Рыжий, честный, влюбленный»?

– Помню, – еле слышно ответил раненый Осинский. – Кажется, про лисенка?

– Да. Так вот. Это не про тебя. Потому что ты, собака, тяжелый!

– Прекрати, гад, мне смеяться нельзя, – закашлялся Олег, еле сдерживая смех.

Виктор легонько похлопал Олега по плечу, улыбнулся девушке, развернулся лицом ко входу и попробовал сесть поудобнее. Олег начал задыхаться и не мог выговорить ни слова. Лавров достал из кармана крохотную фляжку с коньяком и сделал два маленьких глотка. Молча предложил напиток спутникам с таким видом, словно отдавал все самое дорогое, ради чего стоило жить. Осинский глотнул, на мгновение закрыл глаза, застонал и выдернул из куртки воткнувшуюся в него острую плоскую щебенку. Анабель положила фонарь так, чтобы он никому не слепил глаза, придерживая его грязной рукой со стесанной на запястье кожей.

– Дерись лишь тогда, когда нет возможности убежать, – нарушила она тишину. – Вот мы и убежали.

– Ну, ты не права, мы и подрались, и убежали, – продолжал улыбаться Виктор.

– Я не могу понять, – хрипло сказал Осинский, отойдя от спазма благодаря коньяку. – Взрывов не было, с чего это вдруг лавина сошла?

– Это, наверное, шаманы «мачи» вызвали, – предположил Лавров. – Шаманы могут вызвать и камнепад, и дождь.

– Ага, – согласился Осинский. – А шаманы-извращенцы вызывают золотой дождь.

Они принялись смеяться, надсадно кашляя и вытирая глаза. Давние друзья смеялись не столько над шуткой, сколько от радости, что спаслись в, казалось бы, уже совсем безнадежной ситуации. Слезы катились по щекам Анабель, покрытым полосками царапин.

– Вы самые смелые мужчины на свете!

– Ты смотри… – довольно крякнул Виктор. – Еще совсем недавно я был козлом.

– А что, разве не бывает смелых козлов? – играя искренность, спросила Анабель.

Виктор сдержался, а Осинский опять засмеялся и закашлялся, затем вытер рукавом лицо и сложил руки на коленях. Пальцы его дрожали.

– Знаете, где бы я сейчас хотел оказаться? Где-нибудь на Гороховой улице, в классическом костюме с красивым галстуком, и ждать свою возлюбленную, блестя запонками на чуть-чуть торчащих манжетах белой рубашки, чтобы отвести ее в Александринский театр. А она бы опаздывала из библиотеки, в шерстяном расклешенном платье, в чулочках, в туфлях-лодочках на каблуках-рюмочках.