Волки траву не едят - Константин Стогний

В сторонке сидела и плакала Анабель, на которую никто не обращал внимания.

– И все-таки мы будем работать с вами, господин Лавров, – говорил Али Фазрат, корчась от боли. – Хоть вы и сломали мне ребро…

– Али Фазрат, а я вижу, вы в огне не горите и в воде не тонете? – съязвил Лавров.

– Да! Я как птица Феникс! – гордо ответил араб, явно не поняв юмора.

– Э, нет! Феникс, пожалуй, тонет. Я имел кое-что другое.

– Если вас это волнует в данный момент – я скажу, что арабы умеют плавать не хуже европейцев. Морские шайтаны уволокли двух моих бойцов и индейца, а мы вчетвером добрались до берега. Но главное вовсе не это! Самое главное – мне удалось сохранить вот что! – С этими словами сириец достал из небольшой сумки изумрудную чашу.

Изумрудная чаша Патриарха. Это была она. Виктор сразу же вспомнил события трехлетней давности, когда засекреченная спецслужбами поездка в Непал чуть не обернулась для него гибелью. Он победил в жестокой схватке со старым нацистским преступником Отто Раном, но в последний момент Изумрудная Чаша Патриарха – артефакт, открывающий вход в страну Великих Учителей, Шамбалу – была похищена из разбившейся в автокатастрофе машины спецслужб.

– Так значит, это были вы?! – Виктор был крайне удивлен. Он считал, что Чаша утеряна безвозвратно.

– А вы думали кто? Этот старый дурак Отто? Скажу вам по секрету, я не очень высокого мнения об умственных способностях немцев. Они исполнительны, пунктуальны, но очень доверчивы…

Внутри Чаши были видны четыре раздела в виде треугольников, ряд линий, отпечатанных в глубине, и двойная буква «М» в волнообразном рисунке. От Чаши исходила удивительная энергетика, заставлявшая трепетать даже самых стойких.

– Чаша Будды! – восхищенно выдохнул Кремень, держа холодный камень на фингале под глазом.

Чаша Грааля, Кубок Великого Духа, Изумрудная Чаша Патриарха, Кубок Будды… Кремень произнес, пожалуй, самое правильное название величественного произведения искусства древности. После смерти Будды эта Чаша находилась в Храме в Карашаре, откуда таинственным образом исчезла, а потом хранилась у тамплиеров под названием Чаша Грааля. Священный предмет рыцарского ордена был найден немецкими археологами во Франции, в озере Монсегюр у подножия горы Табор, и прислан Гитлером ламам Лхасы, за что фюрер получил высочайший статус Доверенного в Братстве Учителей человечества. Все это время Чаша Патриарха хранилась в пещерном храме Гнездо Белой Летающей Тигрицы в Бутане.

– Она вернулась к тому, кому должна принадлежать! – с трепетом провозгласил Али Фазрат.

Великан Разан Зайтунех встал напротив Лаврова и справа от Осинского со своей обычной «непробиваемой», но после трепки Лаврова разбитой физиономией.

– Иди сюда, Кремень, пришло твое время пообщаться с духом уэкуфе. Держи Чашу, положи ее в руки фюреру.

– Все остается в силе? – неожиданно спросил Кремень.

– Да. Как я обещал, ты получишь золота столько, сколько сможешь увезти, если все пройдет удачно.

Виктор обомлел.

– Серега. Ты?..

– Прости, Витя. Ничего личного… – спокойно сказал Кремень.

Лавров вдруг понял, что его просто заманили в ловушку. Это был блестящий ход: письмо с просьбой о помощи, написанное Кремнем под диктовку Али Фазрата.

– Ничего личного – это предательство, – констатировал Виктор и посмотрел на Осинского.

– Вот с-сука, – сплюнул сквозь зубы Олег.

– Но зачем?! Зачем тебе было связываться с «Аль-Каидой»? – никак не мог поверить в вероломство Кремня Лавров.

– Все просто, Витя. У меня была мечта: раскрыть тайну сокровищ Третьего рейха. Ты не помог мне ее осуществить, когда мы с тобой были там, у немецких подлодок. Из-за тебя дело всей моей жизни чуть не пошло прахом… Они же сказали, что если я соглашусь сотрудничать с «Аль-Каидой», они приведут меня к самому Гитлеру и кладу нацистов и позволят взять из него все, что я пожелаю. Я всего лишь следовал за своей мечтой…

– Романтик хренов, – снова выругался Осинский.

– Постой, а твое помешательство? – не оставлял в покое кладоискателя-авантюриста Лавров.

– А тут мы немного поэкспериментировали, – вмешался в беседу самодовольный Али Фазрат. – Расскажу вам о нашем блестящем плане, жить-то вам все равно осталось недолго… Для того чтобы выйти на связь с духом уэкуфе, нам нужен был «свой» человек с определенными изменениями сознания, иначе это под силу только шаманам. Мы кололи Кремню психотропный препарат, специально разработанный в одной из наших лабораторий, чтобы, когда наступит великий час, его психика была готова перейти в нужное состояние. Правда, изобретатели препарата немного не рассчитали побочные эффекты, и наш дорогой друг вместе с яркими ощущениями получил и неконтролируемые приступы невменяемости. Но нам это было только на руку: если бы Кремень попал в руки кому-то из наших противников, его безумному лепету о Гитлере и его сокровищах все равно никто бы не поверил, кто будет слушать дурачка?

Лавров тяжело вздохнул.

– Но довольно болтовни. Ахмеды, контролируйте русского и девчонку, – продолжил Али Фазрат и посмотрел на Осинского. – А с тобой, пес, мы еще разберемся.

– Накоси-выкуси! – ехидно ответил отважный русский.

– Разан, ходи вместе с фотографом. А вы, пан Лавров, делайте то, что лучше всего умеете делать: возьмите свой фотоаппарат и снимайте. Во всяком случае… пока. Пред вашим объективом будет твориться история. История новой империи – Великого Исламского Государства.

Лавров молча перевел рычаг «Никона» на видеосъемку. Вскинул фотоаппарат и посмотрел через экран на Кремня.

Кремень медленно подошел к Али Фазрату и остановился, одергивая куртку. Потом поднял обе руки, очень бережно принял Изумрудную Чашу в открытые ладони и не мог оторвать от нее взгляд. Он еще немного постоял перед фотообъективом, не двигаясь.

– Иншалла, – бросил Али Фазрат через плечо. – Следуйте за мной. Лавров первый, за ним Кремень.

Заплаканная Анабель двинулась вместе со всеми.

– Курить можно? – неожиданно спросил Осинский. – Или аль-Зубаир вышибет сигарету ногой у меня изо рта?

Ахмед аль-Зубаир внезапно улыбнулся уже беззубым ртом.

– Кури, пока живой, – сказал он.

Осинский закурил. Он взглянул на аль-Сануси, который с жадностью смотрел чуть ниже спины Анабель, идущей впереди.

– Девушку не трогай, араб, – мягко сказал блондин.

– Плевал я на это, русский!

Олег нехорошо улыбнулся.

– Делаешь ошибку, – сказал он. Потом глубоко затянулся и принялся крутить в пальцах зажигалку. – Большую ошибку.

Али Фазрат рявкнул.

– Всем молчать!

Ахмед аль-Сануси уставился на Осинского. Усмешка сошла с его лица. Физиономия исламиста стала грубой и жестокой. Олег выпустил струю дыма прямо в лицо аль-Сануси, что среди курильщиков означает грубый матерный посыл.