Малышка, пойдем со мной… - Мартина Коул

Джоани почувствовала, что наконец-то встретила родственную душу. Мэри лучше других понимала ее состояние. Она сама была в таком же положении.

Теперь очередь за Джоани.

Джон-Джон смотрел на лежавшую в постели девушку. Она была негритянкой. У нее были жесткие курчавые волосы и огромных размеров задница, на которой мог бы уместиться целый чемодан. Она была красивой, умной и дорогой. Очень дорогой. В течение нескольких часов она принадлежала ему и вполне оправдала запрошенную сумму.

Она прекрасно справлялась со своими обязанностями — настоящий профессионал.

Прежде всего она сказала ему, что никогда не отдается за просто так: бесплатная любовь не входит в ее ассортимент.

— Не платишь — не имеешь. — Эти слова были сказаны с таким пафосом, что рассмешили его.

Однако смеялся он зря. Квартирка Кэндис выглядела достойно. Он сожалел о том, что его мать не скопила такого же добра за долгие годы, проведенные в бизнесе.

Кэндис была умной, холодной и расчетливой. Такая за деньги продаст кого угодно. Деньги были ее богом, и она не скрывала этого. Джон-Джон болтал с ней целый час, прежде чем снял ее, и он теперь сожалел об этом. На вечеринке была масса девочек, готовых обслужить его по первому знаку, и притом бесплатно. В эти дни они прямо не давали ему прохода.

Теперь вот Кэндис пристает с оплатой, и это ему не нравится.

Ночью он хотел ее под воздействием наркотиков и спиртного, но теперь он собирался сообщить ей неприятную вещь: она не стоит запрашиваемых денег. Любовный акт был слишком профессиональным, и это раздражало его. Возможно, она привлекла его тем, что сама была черная, и он рассчитывал на соответствующее отношение — как к своему, близкому по крови.

Но Кэндис сразу же предупредила, что никому не делает исключений.

У него раскалывалась голова, и тем не менее он продолжал настаивать на своем: я не плачу за это.

Кэндис взирала на него огромными черными глазами. Она была обескуражена тем, что он сказал.

— Я не плачу за это, — громко повторил Джон-Джон.

Девушка засмеялась и с бравадой сказала:

— Будешь платить. Я сообщила тебе заранее, каковы мои расценки. Более того, я привезла тебя к себе домой. Тебе, мальчик, не пришлось тратиться на гостиницу, так что, будь любезен, расплатись по счету.

Джон-Джону показалось, что в ее голосе звучит обвинение: мол, ты, дружок, ни на что не способен — ни в постели, ни вне ее.

— Это не в моих правилах, любезная. Я никогда не плачу.

Она оперлась на локти и внимательно взглянула ему в глаза.

— Ты недоделанный.

— Мне приходилось слышать и хуже.

Он нехотя вылез из постели, чувствуя, что она наблюдает за ним. Он знал, что она, в сущности, хорохорится: работодателей принято обслуживать бесплатно — но все равно было неприятно.

— Я всем расскажу, что ты никудышный любовник, да к тому же скупой, — решительно сказала Кэндис. Затем она закрыла глаза и притворилась спящей.

Джон-Джон через всю квартиру прошел в кухню, чтобы сварить кофе. Он думал, что Кэндис присоединится к нему, но она осталась в спальне.

Хорошая квартира. Все так тщательно подобрано. Кругом белые стены, а на полу — мягкие ковры; с фигурных карнизов свисают легкие занавески.

Образцовое жилье для людей с амбициями. Своего рода реклама. В этом вся Кэндис. Создает иллюзию, что работа ей в радость, что у нее отличная жизнь и никакой другой она не желает.

Но мужчины, готовые отстегнуть круглую сумму, должны чувствовать, что девушка действительно хочет их, их — а не деньги. Девушка должна стонать от восторга при виде кривых тощих ног и сморщенных членов, едва заметных под отвисшими животами. Вот тогда она и получит заранее оговоренную сумму, возможно, с надбавкой в виде премиальных.

Несмотря на красивый дом, за душой у Кэндис ничего нет. В каком-то смысле он, Джон-Джон, богаче ее — по крайней мере он был обогрет материнской любовью.

Он выпил кофе и стал смотреть в окно. По Портобелло-роуд сновали машины. Людей не было видно.

И чего он торчит в квартире Кэндис? Любовный акт завершен, вопрос о деньгах закрыт. Может, ему больше некуда идти? Похоже, это действительно так. После исчезновения Киры его не тянуло домой. В их когда-то такой уютной квартирке теперь пахло отчаянием.

Кэндис, когда он вернулся в спальню, лежала в прежнем положении. Он нежно погладил ее по плечу, он готов был заплатить ей, даже с надбавкой. В сущности, она неплохая девчонка. Во всяком случае, искренняя, говорит то, что думает. Что же касается денег, сделка есть сделка. Она ведь сразу заявила, что у нее завышенная такса.

Внезапно он понял, что Кэндис не притворяется — спит, аки ангел, едва слышно посапывая маленьким носом.

Джон-Джон начал тихо смеяться.

Вот это да! Отработала свое — и на боковую. И никаких скандалов, никаких лишних слов. Она неизмеримо выросла в его глазах.

Постепенно его смех перешел в плач. Он чувствовал себя одиноким, обиженным и несчастным. Он не привык к таким чувствам. Да и вряд ли когда-нибудь привыкнет. Исчезновение Киры оставило зияющую пробоину в его жизни. Так бывает, когда теряют молодых. Они еще не испорчены, они такие чистые внутри и снаружи.

Джон-Джон накрыл голову руками и зарыдал в голос, а Кэндис по-прежнему безмятежно спала.

Бог оказался немилосердным к нему. Он делал все возможное для сестер, но однажды, когда его не было дома, произошла трагедия. Это его вина. Он не углядел за Кирой. Теперь он будет испытывать чувство вины до конца жизни.

Если бы в тот день он был рядом с ней, ничего бы не произошло. И он бы до сих пор гладил ей школьную форму и готовил завтрак. Он ночевал бы дома, вместо того чтобы проводить вечера среди проституток. Теперь его семья рухнула, развалилась на куски, и все из-за человека, которому они доверяли. Но он заставит их ответить за все. Он имел в виду Томми и его отца. Сегодня утром он отправится в Бермингем, а после этого в Шеффилд, если возникнет необходимость.

Вдруг он почувствовал на своих плечах горячую руку.

— С тобой все оʼкей?

Кэндис проснулась наконец.

— Да, все оʼкей.

Она нежно поцеловала его в лоб.

— Это бесплатно, если тебе так хочется.

После короткого сна Кэндис выглядела очень красивой и очень молодой.

Он улыбнулся.

— Я испортил тебе настроение, дорогая.

— Ты все думаешь о сестре, Джон-Джон?

Теперь перед ним была просто Кэндис. Не проститутка, а обыкновенная лондонская девчонка, почти его ровесница.

Он кивнул.