Катакомбы военного спуска - Ирина Лобусова

Если закоренелому преступнику предоставить выбор – жить честной жизнью, покончив с прошлым, начать новую, счастливую жизнь, или погибнуть, умереть вместе со своей средой, он, не задумываясь, выберет второе. Потому, что в обычной жизни ему места нет.

Так живут все, кто приходит в криминальный мир по глупости, по необходимости, в силу трагических обстоятельств, когда вроде бы не было другого выбора. Так они приходят и так заканчивают свою жизнь, оставаясь в болоте и погибая в трясине, из которой уже не могут выбраться.

К чему я все это пишу? Чтобы объяснить, что человек, который меня убьет, человек, о котором узнал случайно, не является преступником по своей натуре. Он совершенно другой. Но, тем не менее, он станет страшным катализатором для процессов, которые уже происходят в криминальной среде. И он был связан с этим миром, только выбрал другой путь. Более страшный, чем путь обычного уголовника.

Это было самое обычное патрулирование. Я еще не начал работать в милиции, просто входил в состав военного патруля, который помогал милиции ночью дежурить на улице. Как я уже писал, шел 1920 год. Большевики только установили власть в Одессе, и рабочие вооруженные отряды пытались справиться с уличным беспределом.

Грабежи были страшные. Воровали всё. От старых сковородок в закопченных кухнях, проникая в окна на первом этаже, до дырявых простыней, которые сушились на веревках в трущобах Молдаванки. Люди боялись одевать приличную одежду – раздевали прямо на улицах. Про такие вещи, как украшения, драгоценности, и речи не было. Мало у кого оставались изделия из серебра, а про золото и говорить нечего! Люди выменивали ценности на еду, на лекарства, пытаясь хоть как-то выжить. Прекратил свое существование средний класс.

Страшная социальная пропасть стала немыслимой. С одной стороны – нищета. С другой – богачи, обладающие всегда ворованным богатством. И место среднего класса заняли преступники, которые пытались отобрать деньги и ценности у богачей, не брезгуя при этом воровать и у нищеты. Да, именно так – миф о благородстве преступников всегда был самым страшным мифом.

Этот миф сейчас усиленно тиражируют большевики. Им это выгодно – говорить о том, что в среде воров есть благородство, понятия и другие „правила приличия“. На самом деле это не так. Вор всегда вор. Он без зазрения совести украдет золото у богача и так же украдет старую сковородку, оставленную без присмотра нищей старухой с Молдаванки. Потому, что это психология вора. А большевикам миф выгоден потому, что он позволяет закрывать глаза на их собственные преступления. Потому, что часто большевики действуют как самые настоящие воры.

Я никогда бы это не написал, если б не ситуация, в которую я попал против своей воли. Но моя жизнь подходит к концу. А смерть дает самую большую в мире свободу – свободу говорить правду.

Первоначально мы должны были обыскать притон на Молдаванке. Ну как притон – маленький кабачок в подвале. Знаешь такие романтичные места – окна вровень с землей, внутри страшный запах жареного лука и самогона. Пьяные босяки, которые горланят блатные песни. Нищета, кураж среди разрухи, никакого завтрашнего дня и ничего, кроме отчаянного инстинкта выжить, усиленного жадностью, уже вступившей в свои права, а оттого ведущей человека в трясину.

Но когда мы туда пришли, притон был пуст. Там не было никого подозрительней нищих пьянчужек. И тогда нас послали на другое задание.

Два часа назад ограбили цветочный магазин, он находился в районе Привоза и довольно удачно торговал цветами. Держала его толстая тетка, родом из села Беляевка под Одессой. Сюда она приехала еще в юности и, как большинство жительниц сельской местности, перебравшихся в большой город, начала подрабатывать тем, что торговала собой на панели.

Однако особого успеха ей эта карьера не принесла. Со временем вышла замуж за какого-то подгулявшего моряка и завязала с разгульной жизнью. Во время семейной жизни она получила серьезную травму – из ревности пьяный муж избил ее и выбил один глаз, женщина осталась кривой, а уродливый рваный шрам тянулся через всю ее щеку. После этого моряк исчез из Одессы, а женщина, получившая кличку Верка Кривая, открыла цветочный магазин. И довольно успешно торговала цветами – товаром, пользующимся устойчивым спросом во все времена, при всех властях.

Так вот: более странного ограбления в районе Привоза не происходило никогда в жизни! Когда я вместе с сотрудниками милиции прибыл в эту лавчонку, то застал Верку Кривую вместе с двумя ее продавщицами, которые, упираясь руками в бока, ржали с тремя пьяными биндюжниками. Стол был накрыт по лучшим „законам жанра“ – вареная картошка, тюлька, свежая зелень, ароматный деревенский самогон. В ответ на мое недоумение Верка, уже тоже достаточно веселая, разразилась пьяным смехом:

– Это мы так ограбление празднуем!

– Что за бред? – попытался понять я, видя, что все остальные сотрудники, пришедшие на вызов, ведут себя так, словно подобное поведение является абсолютной нормой.

Видя, что я отличаюсь от всех остальных, Кривая Верка прониклась ко мне доверием и рассказала следующее. Этой ночью кто-то выбил дверь в магазин. Да не просто выбил, а снял с петель и прислонил к стене. После этого вор, а это был именно вор, кто еще бы сделал такую подлость, вошел в магазин.

В магазине были деньги, оставшиеся со вчерашнего вечера. Каждый вечер Верка относила кассу в банк, но в этот позабыла и оставила деньги в сейфе в стене. Это был простенький сейф. Опытный медвежатник взломал бы его за пару секунд. Но вор, проникший в магазин таким странным образом, сейф не тронул. Он к нему даже не прикоснулся!

Что же он взял? Мусор, гнилые цветы, которые были собраны в двух мешках возле двери. И утром Верка вместе со своими двумя продавщицами собиралась оттащить эти мешки на свалку.

– Взял мусор??? – Я просто не верил своим ушам.

– Вот, – сразу протрезвела Верка, – поэтому я и подумала, что странно. Это больной. Найди его, солдатик. Надо найти. Больной он.

– Ну, валим, – отодвинул Верку в сторону начальник отряда, с которым я и попал в лавчонку, – алкашня развлекается… Только патруль дергает.

– Ну, может, хоть отпечатки пальцев с двери снять надо да по картотеке проверить… – растерялся я, – все-таки не каждый день мусор из магазина воруют.

– Да ни один швицер задохлый у этой прошмандовки старой ничего не заворовал! Ты на табло ее посмотри синюшное. Счеты с очередным хахалем завалила свести. У старухи в хахалях половина Привоза ходит. Пустой гембель об нашу голову! Топай давай, Шерлок Холмс хренов. А то как наваляю на тебя докладную…

– Это я на тебя наваляю докладную, – не растерялся я, – прибыл патруль на вызов – даже протокол не составил.

– Шо? Глаза б мои за тебя повылазили, козел ты безрогий! Это я шо, буду за бумажки на цю алкашню привозную писать??? – разъярился он.

– Я напишу, если хотите, – скромно опустил я глаза вниз, – с вас же потом спросят, шо да как. А вы бумажку – и всё, дело шито-закрыто.

– А я и не подумал за то… – почесал он лохматую башку, – башковитый ты, швицер. Ладно, халамидник, ты здесь с алкашней прочухивайся, а мы пошли. Так тебе и надо, босяк! Нацепил гембель за свою голову!