Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии - Михаил Майзульс

Как такие колпаки выглядели, можно представить по изображению св. Доминика, председательствующего на инквизиционном трибунале, которое в 1490-х гг. написал испанский мастер Педро Берругете (I.4.11)[420]. Хотя Доминик посвятил свою энергию борьбе с ересью катаров (альбигойцев), а монахи основанного им ордена проповедников позже составили костяк инквизиторов, сам он умер в 1221 г. – еще до того, как была основана папская инквизиция. Так что перед нами анахроничная реконструкция того, как мог (должен был) выглядеть идеальный трибунал во главе со святым, испанское аутодафе конца XV в., перенесенное воображением в Южную Францию начала XIII в. Этот образ, видимо, был создан по заказу Великого инквизитора Томаса Торквемады и предназначался для доминиканского монастыря Санто-Томас в Авиле, у которого были тесные связи с королевским домом и с инквизицией.

На первом плане двое осужденных уже горят в пламени. Они за шеи привязаны к столбам. Видимо, перед тем, как поджечь костер, их задушили. Это была «привилегия», предназначенная для осужденных, которые согласились покаяться в ереси и получили шанс на спасение души после смерти. А перед каменным помостом, на котором вершится казнь, стоят еще двое приговоренных. Монах, показывая им распятие, призывает их к покаянию. Они одеты в желтые накидки (sanbenitos[421]), на которых указана их вина – condenado eretico («осужденный еретик»). На их головах – сужающиеся кверху бумажные колпаки (corozas), которые по форме уже совсем не похожи на митры епископов. На них один и тот же рисунок: звериная пасть преисподней, в которой бушует пламя, и летящие в нее демоны. Эта сцена идентична многочисленным изображениям наказания падших ангелов, восставших против Творца. Они летят с небес в ад и превращаются в уродливых бесов. Здесь извержение демонов в вечное пламя напоминало о том, что для еретиков, слуг дьявола, изгнанных из Церкви, пламя костра прообразует их загробную участь. Это зрелище «воспринималось как своего рода окно в преисподнюю. Огонь начинал обряд перехода, который вел душу к вечному осуждению»[422].

История накидок, в которые на картине Берругете одеты двое еретиков, действительно восходит к св. Доминику. В начале XIII в. Юг Франции превратился в арену противостояния между Католической церковью и катарами. После того как в 1208 г. был убит папский легат Петр де Кастельно, папа Иннокентий III объявил Крестовый поход против еретиков – его возглавил граф Симон де Монфор (в итоге Лангедок, который до того был фактически независим от французских королей, попал под власть Парижа и сеньоров с Севера). Именно для борьбы с катарами папа Григорий IX в 1231–1233 гг. стал рассылать по Европе своих эмиссаров – инквизиторов (inquisitores haereticae pravitatis). Это были братья нищенствующих орденов, доминиканцы и францисканцы, которые получили экстраординарные полномочия по преследованию еретиков вне обычных рамок церковного правосудия. Так начиналась папская инквизиция[423].

I.4.11. Педро Берругете. Св. Доминик председательствует на аутодафе. 1490-е гг.

Madrid. Museo del Prado. № P000618

Стремясь отделить «верных» от «неверных» и минимизировать угрозу духовного заражения, клирики еще до ее основания стали вводить для подозреваемых в ереси и кающихся (т. е. признавших свою вину и пожелавших примириться с Церковью) еретиков специальные знаки. Это были одновременно орудия покаяния и идентификационные метки, не позволявшие им затеряться в толпе добрых католиков, стигма (бывшего) еретика[424].

Древнейшее упоминание о таких знаках восходит примерно к 1208 г., когда Доминик, еще не ставший основателем собственного ордена, принял покаяние Понса Роже из Тревиля – бывшего катарского «совершенного». На него было возложено довольно суровое наказание. Три воскресенья подряд он должен был проходить от края деревни до приходской церкви, подставляя спину для розог священника. Ему предстояло навсегда (кроме Пасхи, Пятидесятницы и Рождества) отказаться от мяса, яиц и сыра, а в течение трех дней в неделю – от рыбы, оливкового масла и вина. Ему были запрещены любые сексуальные связи. И надлежало каждый день (если это возможно) посещать мессу, а в праздники вдобавок приходить в церковь на вечерню. Семь раз в день он должен был читать молитвы часов, а кроме того, «Отче наш»: десять раз – днем и двадцать – ночью. Каждый месяц ему требовалось являться с письмом, в котором перечислялись эти ограничения, к приходскому священнику в Тревиле, который надзирал за его прилежанием и образом жизни. Наконец, что для нас важнее всего, Понса Роже обязали носить монашеское облачение с двумя крестами, пришитыми на уровне груди[425].

То, что главным маркером, идентифицировавшим (бывших) еретиков, стал именно крест, важнейший христианский символ, может показаться парадоксальным. Это был атрибут крестоносцев (cruce signati – «осененных крестом»). После 1095 г., отправляясь в Святую землю, чтобы освободить Иерусалим и христианские святыни от неверных, они пришивали к одежде «знак креста». Его носили на правом плече (поскольку на нем Христос, следуя на Голгофу, нес крест для распятия), на груди, на той же высоте посреди спины и т. д. Некоторые особо фанатичные крестоносцы даже татуировали знак креста у себя на теле. Чаще всего кресты, вырезанные из ткани, были красного цвета, но встречались и другие варианты. В ходе Третьего Крестового похода (1189–1192 гг.) воины из разных наций отличались друг от друга цветом креста: у фламандцев он был зеленым, у англичан – белым, у французов – красным. Получив крест из рук священника, его обладатель уже, как считалось, не мог отказаться от участия в походе. Ведь он был связан обетом, который должен исполнить под страхом апостольского проклятия и отлучения от Церкви. Крест служил подтверждением статуса крестоносца, военной эмблемой, символом христианского триумфа, оберегом от дьявола и знаком покаяния[426]. Именно в покаянной роли он в начале XIII в. превратился в маркер еретиков, пожелавших (вынужденных) примириться с Церковью.