Живи и ошибайся - Дмитрий Соловей

Лёшка с тем художником встречался ещё два раза. Уговаривал его уехать в провинцию и даже намеревался заказать картину размером примерно десять аршин на семь. То есть составить конкуренцию Брюллову и в размерах, и в сюжете. Насчёт последнего у меня были сильные сомнения. Хотя Лёшка парня заинтересовал.

— Флибустьеры! Бой пиратов на море! — азартно рассказывал он. — Представь себе янычар, или кого-то похожего, и пиратов. Бой! Блеск сабель, и всё в натуральную величину. Могу сам попозировать.

— Ещё расскажи, как с тебя чуть не стали Венеру Милосскую ваять, — вставил я скептически свои пять копеек.

— Макет на реке построим с парусами. Ветер и солнышко натуральное, а не эти ваши студийные пейзажики, — не обратил внимания на мою фразу Лёшка.

— Так никто не пишет, — вяло возражал Тыранов и начал просвещать нас в тонкостях подачи живописных произведений.

Сейчас существуют определенные нормы и стандарты академической школы живописи. Все выпускники академии и кандидаты на получение звания академика получают не только описание сюжета чего-нибудь античного, но и предписанные эмоции, которые нужно отобразить в картине: гнев, радость, печаль и так далее. Лица и фигуры должны быть приближены к определённым стандартам. Даже сам (сам!) Брюллов получил много критики за свою картину «Итальянский полдень» по той причине, что изображенная девушка была немного полновата. Реализм в искусстве еще не вступил в свои права.

— Ты что, не хочешь стать родоначальником нового направления в живописи? — продолжал напирать Алексей на бедного Тыранова.

Художник блеял нечто невразумительное. Мол, не примет публика, государь-император не оценит, и вообще…

— Мы обоз сахара и сластей за три дня продали. Думаешь, твою картину грамотно не преподнесём широкой общественности?

— Угу… Спичечный коробок на переднем плане полотна и россыпь карамели под сапогами пиратов, — не сдержал я иронии.

Спустя неделю уговоров Алексей Тыранов согласился со всем на свете. Материалами и натурщиками мы его обеспечим, проживание у меня в поместье, после будет ему построена целая летняя дача. А там, глядишь, и вправду прославится если не самой картиной, то скандалом, устроенным вокруг неё. В том, что он будет, ни Лёшка, ни художник не сомневались.

Зачем это нужно, я не понимал, пока мне на пальцах не пояснили и не напомнили о СМИ двадцать первого века. Любое упоминание какой-то известной личности играло на имидж. Нам же нужно сахар и спички продавать, увеличивать их выпуск. Чем больше людей о нас услышит, тем лучше для предприятий в целом. Так что пришлось мне смириться с этими непредвиденными тратами на своеобразную рекламу.

Художника в дорогу собирали несколько дней. Пришлось покупать обещанные ему принадлежности. Особо дорогим это всё не было, но мы действительно брали много. Аршин хорошего холста всего десять копеек, а нам нужен целый рулон и лучше ещё один на запас.

Краски для масляной живописи сейчас только в порошках. Каждый живописец сам разводит нужную порцию льняным маслом с небольшим добавлением лака. Долго такие краски не хранятся и засыхают, поскольку тюбики ещё не изобрели. Нет и разнообразия палитры, а некоторые оттенки на основе натуральных минералов жутко дорогие. Свинцовые белила и «кость» (чёрная краска из пережжённой кости) всего двадцать копеек за фунт, а ультрамарин и киноварь уже по шесть рублей за фунт. За такие деньги в Петербурге можно комнату на месяц арендовать.

Безусловно, художникам не требовалось покупать расходный материал фунтами, но мы-то брали с учётом большой площади полотна и того, что работа растянется на пару лет.

— Я же в художественной школе в детстве учился, — напомнил Алексей часть своей биографии. — Потому знаю, что некоторые краски в это время не только дорогие, но их просто нет.

— Будешь изобретать? — уточнил я.

— Обязательно! Времени всем этим заняться не было. А тут и повод, и возможность прославиться.

— Далась тебе эта слава, — не понял я.

— Быть известным человеком в это время выгодно, — возразил Лёшка. — К тому же на изобретении красок можно хорошо заработать. Прикинь, они даже белила цинковые не используют, якобы долго сохнут. Там нужна другая формула. Ты же поможешь в этом вопросе? — уточнил Алексей.

— Если это принесёт выгоду, то помогу, — не стал я отказываться. — Но лучше бы сразу выходить на рынок с широким ассортиментом.

— Будет тебе ассортимент, — заверил Лёшка. — Кадмия красного ещё нет, — начал он загибать пальцы. — Краплака нет, линия всех марсов тоже не открыта, а это и зелёный, и жёлтый, и коричневый.

Тема красок меня в какой-то мере заинтересовала. Если художники даже тюбиками не пользуются, а покупают пигменты в свиных пузырях, то есть о чём подумать. К примеру о том, станут ли они приобретать краски в тюбиках? Кому-то это покажется дорого, кто-то привык по-старинке сам краски перетирать. В общем, нужно думать, а не шашкой махать.

Зато Тыранову Алексей много чего пообещал. Потом они, несмотря на мороз, отправились делать карандашные эскизы Балтийского моря. Я от этого сомнительного удовольствия открестился, согласившись заняться покупками и сборами в дорогу. Одна пара тяжеловозов будет запряжена в нашу карету, вторая потащит фургон.

Караван уже убыл обратно в имение, забрав все сани и одну крытую повозку. Загрузили обоз в основном металлом и кое-каким инструментом. Ничего приличного из последнего даже за большие деньги в столице не нашли. По этой причине обоз оказался полупустым. Сукно и шерсть в столице тоже брать дорого. Скорее всего мы догоним обоз, если тяжеловозы не подведут. В любом случае придётся к кому-то пристраиваться. Путешествовать таким малым составом, что остался у нас, может быть опасно.

С художником мы позже провели небольшой курс владения огнестрельным оружием. Он из мещан и далёк от «мужских забав» вроде дуэлей. Ни пистолет, ни ружьё в руках не держал. Ничего, быстро освоился. Очень надеюсь, что этот навык нам в пути не пригодится.

До Москвы дорога была относительно спокойной, в том смысле, что разбойников нет. Зато много обозов и караванов. Нам уже не уступали дорогу, поэтому быстро двигаться не получалось. Ещё и Тыранов стал просить заехать по пути в Сафонково к учителю и получить напутствие. Это «по пути» было относительным, и я был категорически против остановок. Неизвестно сколько дней мы проведем в Москве. А возвращаться домой по весенней распутице ещё то удовольствие. Да и по льду через Волгу идти лучше в феврале, а не в марте.

— Отправь письмо, — уговаривал Алексей Тыранова. — Пусть пишет ответ к нам в имение. Пригласи кого-нибудь из друзей. Мы всем будем рады.

Ну-ну, мало мне своих нахлебников.

Проблемы Тыранова отошли на второй план, когда мы прибыли в Москву. Холод стоял собачий. Еще и метель такая, что в двух шагах ничего не видно, а нам же дела нужно делать. Где там Комитет сахароваров, мы знать не знали, а интернет ещё не изобрели. Плохо, что и спросить не у кого. Вернее, спросить-то можно, но мало кто в курсе. Спустя пять дней бестолкового тырканья по разным инстанциям я готов был плюнуть на всё и отправляться дальше.