Джеймс Миранда Барри - Патрисия Данкер

Лотта издала экстатический вздох, превратившийся в несколько менее романтический свист. Наконец-то все ее желания осуществились. Она пленила загадочного, непостижимого, таинственного доктора Барри.

Но не вполне.

Левой рукой Барри задрал ее юбки до бедер и выше, потом нашарил ее тайные глубины. Она изумленно вскрикнула. Тут в действие вступило профессиональное знание анатомии. Она вся сочилась от невольного возбуждения. Он нашарил источник ее наслаждения и осторожными движениями довел ее до экстаза, плотно прижимая рот к ее губам, подавляя ее бесчисленные тихие стоны, рвущиеся наружу. Он подождал, пока мягкие электрические спазмы утихнут, потом стал высвобождаться – не без труда – из ее спруто-образных нижних юбок. Дыхание Лотты выровнялось. Алкоголь бушевал в ее теле, и она была почти без сознания. Барри обнаружил в ее кувшине для цветов немного не слишком затхлой воды. Он намочил ее платок и нежно вытер ей лицо. Потом прикрыл ее милые беззащитные формы, распахнутые на обозрение ночи.

– Лотта, вы меня слышите?

– Ммммммммм…

– Послушайте меня, Лотта. Больше никогда не напивайтесь с незнакомым мужчиной. Кто-нибудь этим воспользуется. Вы на это очень настойчиво напрашиваетесь.

Пауза. От кровати поднимались долгие сонные вздохи.

– Лотта, вы слушаете?

– Мммммммммм…

– Это вам может сойти с рук. А может не сойти.

Пауза.

– Спокойной ночи, милая.

Она слышала и не слышала его. Она не понимала. Она почувствовала отеческий поцелуй, который наконец запечатлелся на ее влажных кудрях. Но она больше не различала, кто это. Все приключение продолжалось менее семи минут. Роскошная грудь Шарлотты так в этом и не поучаствовала. Однако юная женщина заснула, испытывая только тепло и головокружение удовлетворенной и совершенной любви.

Барри вышел через парадную дверь, прекрасно осознавая, что за ним восхищенно наблюдают десятки глаз, и зашагал домой в сиянии звезд.

* * *

Догадки о сексуальном прошлом Барри высказывались с той же назойливостью, с какой бились о сетки тучи москитов на любом званом ужине в колонии – на каждом вечере, где его не было, и на многих из тех, где он был. С роковой неизбежностью стало известно о его связи со знаменитой миссис Джонс. Барри видели на ее лондонских выступлениях. Однажды он даже сопровождал ее в гастролях по Ирландии и северным провинциям. Он был частым гостем в ее столичном доме. В тот год, что он провел в Англии между заморскими поездками, он умолял ее оставить сцену и следовать за ним по свету. Вы уверены? Представить только! Все были приятно возбуждены пикантностью этой связи – знаменитый доктор, племянник мистера Б., художника, ближайший родственник лорда Бью-кана – влюблен в актрису низкого происхождения, которая взяла Лондон приступом. Шокирующе, превосходно, прелестно. И об этом так приятно поговорить. Но избежать нестыковок не удавалось. Это была очень странная пара – с одной стороны, статная миссис Джонс с ее роскошной фигурой и невероятными ногами, ее комическим обаянием и рискованными шутками в обществе, сплошь состоящем из поклонников, и, с другой стороны, крошечный, серьезный, ледяной доктор с острым языком и раздутым самолюбием. Нет – колониальные жены, наслаждаясь причудливостью этой картины, просто не могли себе такого представить. Миссис Харрис, перезимовавшая в Лондоне, сделала попытку установить истину при помощи прямой провокации. Она заняла позицию за чайником и выстрелила из всех орудий сразу.

– Наш визит в город прошел прекрасно. Нас всюду приглашали. И я имела удовольствие видеть миссис Джонс в роли Розалинды. Уверяю вас, молва нисколько не преувеличивает. Она сияет, просто светится и прелестно поет. И всегда царит на сцене. Каким-то образом она оказывается в центре каждой картины, даже когда молчит. Мельчайшие перемены настроения кажутся уместными и убедительными. Когда она появляется в лесу, одетая крестьянином, то совершенно преображается. И вторая ее метаморфоза – из дерзкого мальчика-пажа в безупречную леди – совершенно невероятна! Что же до ее игры в пантомиме – я так не смеялась уже много лет.

Она помолчала, со значением выпячивая грудь.

– Я так понимаю, вы знали миссис Джонс, доктор Барри. Когда она только делала первые шаги…

– Знал.

– Как это интересно! Скажите, доктор Барри, – вы ведь наверняка знаете – что она за человек в частной жизни?

Компания затаила дыхание на фоне усилившегося позвякивания чашек, горя желанием услышать, что скажет им доктор Барри про знаменитую актрису, женщину, которая, по слухам, привлекла внимание самого короля, если этим безнравственным карикатуристам можно верить. А слухи не бывают совсем неосновательны. Никогда.

– Миссис Джонс – умная, проницательная и нещепетильная женщина, – бесстрастно сказал Барри.

Дамы требовали большего.

– Но у нее настоящий талант…

– Я слышал, что она очень остроумная и начитанная…

– Она наша самая выдающаяся комическая актриса…

– Но она переигрывает миссис Сиддонс во многих трагических ролях…

– Она играла Дездемону, с Кином в роли Мавра. Об этом говорил весь Лондон…

– Миссис Джонс безупречно изображает оскорбленную невинность, – с горечью сказал Барри, отворачиваясь.

Дамы возобновили атаку.

– Но, доктор Барри, она великая артистка…

– Она наверняка очень страдала в молодости…

– Считают, что она очень богата…

– Она росла в доме лорда Бьюкана…

– Верно ли я понимаю, доктор Барри, что вы близкий друг этой семьи?

– У нее дом на реке в самом фешенебельном квартале…

– И собственный экипаж…

– Одни ее костюмы стоят много тысяч…

– Бриджи у нее были весьма тесные. Очень смело.

Но даже упоминание о столь интересном предмете, как бриджи миссис Джонс, не могло снова втянуть доктора Джеймса Миранду Барри в их разговор. Он отказался играть в их игру. Они остались неудовлетворенными.

* * *

Капитан Джеймс Лафлин стал регулярно посещать доктора Джеймса Миранду Барри. Этот факт, как и любое другое событие в жизни колонии, усиленно обсуждался. Джеймс Лафлин был человек импульсивный и нераздумчивый. Он понятия не имел, как следует себя вести с человеком, которому он обязан жизнью, но у него возникло странное чувство близости и восхищения, направленное на доктора, так благородно его пощадившего. Они больше никогда не упоминали о том случае. Но пуля Барри продолжала рассекать воздух, которым они дышали. Джеймс приближался к бледному, холодному доктору с осторожностью. Он подружился с Исааком и посылал каждый свой охотничий трофей, обычно лучшую вырезку дикого кабана, на кухню Барри. Он попытался войти в доверие к зверю – к Психее – и поплатился укушенной рукой. Барри извинился за своего пуделя. Он объяснил, что у него всегда живет маленький белый пудель по кличке Психея, но предыдущая была дружелюбной и милой собакой, которая любила, чтобы ее целовали и гладили и охотно сидела на коленях у дам. Нынешняя инкарнация оказалась гораздо менее уживчивой. Джеймс недоумевал. Немного странно, думал он, плодить поколения одинаковых собак по кличке Психея. В конце концов он решил, что доктор так любил первую собачку, что не мог оправиться от ее утраты и выработал систему непрерывной замены.