Заклятие сатаны. Хроники текучего общества - Умберто Эко

Но это еще не все. В судебном постановлении говорится, что четверка по физике и тройка по математике не имеют большого значения, потому что речь идет о классическом лицее. Выходит, отдельные умники из Великой Греции[384] (как сказал бы Аньелли[385]) не в курсе, что после классического лицея можно поступать на медицинский, политехнический, математический и на прочие негуманитарные факультеты, да и для хорошего гуманитарного образования второй закон термодинамики важен не менее, чем тайны аориста. Quis custodiet custodes?[386] Кто выгонит судей из областного суда Лацио? Или тогда их родители явятся разбираться?

Резвый Терезио. Прочел в Pagine ebraiche комментированный перечень выдающихся фашистов, расистов и антисемитов, чьим именем названы улицы в различных городах: так, в Риме и Неаполе увековечили память Гаэтано Адзарити, бывшего председателя трибунала по делам расы, есть также улицы, носящие имя Николы Пенде (в Модуньо под Бари, в самом Бари и в Модене), Сабато Виско (в Салерно) и Артуро Донаджио (в Риме и в Фальконаре) – а ведь эти трое, пусть и прославились в иных областях, все-таки в 1938 году первыми подписали пресловутый «Расовый манифест»[387].

Ну ладно, все знают, что во многих муниципальных образованиях к власти пришли фашисты, и, вероятно, члены других партий даже не подозревали, память каких людей им предложили почтить. Вдобавок можно сказать, что все эти деятели добились большого успеха в разных областях, так что можно простить им этот нечаянный грешок, совершенный, скорее всего, по расчету, из трусости или от излишнего рвения. Разве не простили мы (ну или почти простили) Хайдеггера, хотя он-то был убежденным нацистом? И разве не оказались в той или иной степени связаны с Социальной республикой, по малолетству или в силу суровой необходимости (поскольку жили на севере), такие достойные и заслуженно всеми любимые люди, как Оскар Карбони, Вальтер Кьяри, Джильберто Гови, Горни Крамер или Уго Тоньяцци[388]? Правда, никто из них никогда не утверждал – ни устно, ни письменно, – что надо истребить шесть миллионов евреев.

Но что самое поразительное – в Кастелламмаре-дель-Гольфо (в провинции Трапани) назвали улицу в честь Терезио Интерланди[389], хотя он даже не их земляк. Терезио Интерланди не был ни заслуженным ученым, как Пенде, ни уважаемым в послевоенной Италии юристом, как Адзарити, – это был гнусный подлец, главред журнала La difesa della razza, посвятивший всю свою жизнь насаждению расовой ненависти и антисемитизма. Когда листаешь подшивки этого омерзительного журнала или читаешь антологию, подготовленную Валентиной Пизанти (Bompiani, 2006)[390], то понимаешь, что лишь абсолютно и раболепно лживый человек мог публиковать настолько абсурдное вранье. Чуть не забыл – в те же самые годы Интерланди издал книгу Contra judaeos, и даже не знающие латыни могут догадаться, в чем состоял ее посыл.

С другой стороны, в Риме сейчас обсуждается вопрос, не назвать ли улицу в честь Джорджо Альмиранте, который в La difesa della razza был ответственным секретарем – под тем неоспоримым предлогом, что впоследствии он принял демократические правила игры (хотел бы я посмотреть на альтернативу) и воздал последние почести Берлингуэру[391]. Но Берлингуэр никогда не писал пасквилей, вдохновляющих на истребление кулаков.

Своего друга Арта Шпигельмана[392] я считаю гением. Его «Маус», пускай это и комикс, остается одним из важнейших литературных текстов о Холокосте. Но на сей раз я с ним не согласен. Его попросили сделать обложку к номеру New Statesman, посвященному свободе мысли, и обложка (ее опубликовали в других газетах) вышла замечательная – женщина с кляпом во рту. Но при этом Шпигельман попросил напечатать его карикатуру на Мухаммеда, и журнал на это не пошел. Тогда Шпигельман отозвал и обложку.

То, что произошло в Charlie Hebdo, наделало много шума: я не посвятил этому событию «картонку», потому что непосредственно после трагедии дал два интервью, а «картонка» вышла бы лишь через две недели, но оно стало для меня страшным ударом – у меня до сих пор хранится дружеский шарж, который нарисовал на меня ставший жертвой теракта Волински, еще в те времена, когда мы тусили в баре с редакцией Linus.

Вернусь к первоначальной теме. Думаю, здесь были затронуты два права и две обязанности. Если вспомнить слова папы Франциска, заявившего (к смятению многих), что если бы кто-то оскорбил его мать, он бы его ударил, то хочу заметить, что папа не сказал, что он бы его убил. В самом деле, он знал, что заповедь запрещает убийство, и, значит, не мог не осудить содеянное террористами, которые вместе со своими союзниками-головорезами из ИГИЛ являют нам новую форму нацизма (расизм, истребление людей других национальностей, планы по захвату мира). Надо было осудить теракт и встать на защиту свободы слова, что и было сделано.