Вверх тормашками - Сьюзен Андерсон

— Естественно. Я знаю. Так же, как аэрозольную краску. — Куп энергично встряхнул флакон, открутил колпачок и подвел руку Веронике под свод стопы. Он приподнял ее и аккуратно наложил первый мазок на ноготь большого пальца. Потом второй и третий, вплотную к первому. Когда вся поверхность была ровно покрыта лаком, Куп оттянул голову назад, оценить результат. — Выглядит хорошо. — Он снова окунул кисточку во флакон, чтобы перейти к следующему ногтю.

Несколько минут спустя, прежде чем приступить к левой ноге, Куп поднял глаза на Веронику.

— Вчера я получил известие от Ракеты.

— От кого?

— Джона Мильонни, по прозвищу Ракета. Частного сыщика, моего бывшего сослуживца.

Вероника слегка напряглась.

— Что он сказал?

— Достоверно установлено, что Джейкобсон отсутствовал в городе в те дни, которые ты мне назвала. Сейчас Ракета раскапывает его перемещения за тот период. Он пытается добыть копии выписок из регистрационных журналов. Но даже если он добудет их, это еще не все. Он говорит, что Кристл и ее любовник могли останавливаться в отелях под вымышленными именами. Поэтому самый верный путь — это проследить маршрут Джейкобсона. Ракета собирается начать с Фоссила и посмотреть, куда это выведет.

Вероника подождала, пока Куп закончит красить последние два ногтя.

— Я знаю, — начала она осторожно, — тебе очень хочется, чтобы это был Трои. Но… ты видел его с женой? Он, похоже, действительно без ума от нее.

Когда бы она ни защищала его, Куп испытывал необъяснимую ревность. Это нелепое чувство захлестнуло его и сейчас. Он вдохнул поглубже, взывая к своему холодному рационалистичному мышлению, поднял ее ногу и подул на невысохший лак.

— Я не отрицаю, — спокойно сказал Куп, глядя на нее поверх пальцев. — Но это вовсе не означает, что его отношение к жене обязательно должно определять его мотивы. Мужчины не всегда ставят знак равенства между любовью и верностью. В их представлении секс на стороне не идет в расчет, пока не затронуты эмоции. Трои однажды уже оступился с Кристл, и если на этот раз он захотел порвать с ней, она могла пригрозить ему, что расскажет обо всем его женушке. И тогда это послужило бы сильным мотивом, как ты понимаешь.

Вероника высвободила свою ступню из его руки.

— Ты считаешь это разумным обоснованием? По-твоему, секс с другой женщиной ничего не значит до тех пор, пока ты не полюбил ее?

— Черт побери, нет! — Купа слегка раздражало, что ей непременно нужно об этом спрашивать. Она, казалось, безоговорочно верила, что Джейкобсон не стал бы лгать. — Душистый Горошек, я долгое время жил среди мужчин. Но не все из них так целомудренны, как я. — Он повременил чуточку, с надеждой ожидая от нее улыбки. Но когда ее не последовало, решил сменить тему. Меньше всего ему хотелось с утра спровоцировать ссору. — Вчера на выставке я слышал, Марисса рассказывала тебе, будто она видела там Коди. Как она? У нее все в порядке?

— Да нет. — Вероника нетерпеливо покачала головой. — Она справится… во всяком случае, я на это надеюсь. Подонок! — выпалила она сердито. — Я бы его поколотила за то, что он ей причинил.

—Досадно, что так вышло. Мне всегда казалось, что они с Коди очень счастливы вместе. И он представлялся мне приятным парнем.

— Приятным? — Вероника села прямее на своем конце дивана. — Этот распрекрасный Коди бросил мою лучшую подругу, потому что у нее есть дети.

— Как грубо с его стороны, — заметил Куп. — Но, Ронни, может, в конечном счете он оказывает ей добрую услугу.

Вероника посмотрела на него так, словно он только что предложил ей сдать Лиззи торговцу живым товаром.

— Что ты сказал?

— Послушай. Не каждый готов к отцовству или по доброй воле взять на себя ответственность за воспитание чужих детей. Так не лучше ли расстаться сейчас, чем причинять боль еще большему числу людей? Может, это самое благое, что он мог для нее сделать.

— Тогда он должен был объясниться с ней на следующий день после их встречи, — с горячностью возразила Вероника. — Потому что он узнал бы все о ее детях. Для Мариссы дети — это ее жизнь и сердце. Он прекрасно понимал, что это сложный вопрос, в котором задействовано несколько взаимосвязанных факторов. — Черт побери, — она шлепнула себя по бедру, — как мужчина мог заставить женщину полюбить его, а потом так резко измениться? Как он мог так втоптать в грязь ее чувства? Это чудовищно. Будет безумием, если она примет его назад. Даже если он приползет на коленях вымаливать у нее прощение.

— О, это вопрос позиции, — сказал Куп. — Ты что, боишься, что она может превратиться в такого человека, как твоя мать?

— Что? — Вероника внезапно притихла.

Так. По-видимому, он совершил тактическую ошибку, но… Спокойно.

— Я тебя не понимаю, Ронни, — сказал Куп. — Кто не ошибается? Простить и продолжить отношения не означает, что ты должна подчиниться воле другого. Ты, кажется, так думаешь об отношении твоей матери к твоему отцу. Но это просто означает, что ты прощаешь и следуешь дальше.

— Ты не понимаешь? Я не могу согласиться с тем, что ты приплетаешь к этому мою мать. И потом, откуда такая рьяная защита? Это один из принципов вашего кодекса мужской солидарности?

Вопросы поставили Купа в тупик. Вряд ли сам он имел сколько-нибудь значительный личный интерес к исходу этой истории. Но почему он защищает Коди? В самом деле, чем ближе он узнавал Мариссу, тем больше восхищался ею и уважал ее. И Вероника была права. Коди мог обставить все это интеллигентнее, чем он это сделал.

Черт! Куп понурил плечи. Нужно было сообразить что-нибудь поумнее, нежели он предпринял в отношении ее защиты Джейкобсона.

— Да, я полагаю, ты права. — Куп не сводил с нее глаз. — Это инстинктивная реакция — все, что я могу сказать. — Он попытался улыбнуться. — Вдобавок ко всему я был ужасным тупицей, когда спорил с тобой. Разумеется, незачем было тратить наше время на препирательства из-за Коди. Я полагаю, он ведет себя как размазня. Верно, Ронни? — Куп взял за ее ступню и притянул к себе, освидетельствовать ее прелестные пальцы с красными ногтями. — Ну а что по поводу педикюра? Ты когда-нибудь видела такую прекрасную работу? — На секунду ему показалось, что Вероника все еще на него сердится. Но потом она тоже улыбнулась.

— Честно говоря, — сказала она, — я думаю, это самое грандиозное, что я когда-либо видела. — Вероника наклонила голову набок, изучая его лицо. — Ладно. К вопросу о твоем друге Ракете. Каким образом он заработал такое прозвище?

— Ну, в морской пехоте оно присваивается чуть ли не каждому. Что касается Ракеты, он всегда клялся, что своим прозвищем обязан тому, что у него имеется в штанах для женщин.

— Он так быстр?

Куп фыркнул.

— Нет, маленькая ведьма. Дело не в этом, а в его величине и… в том, что благодаря этому он может делать.

— О, как это… хвастливо с его стороны.