Полмира - Джо Аберкромби

– Ну что, нравится тебе по кровавым лужам шлепать? А, старый пердун?

И она выдрала из скобы факел, не обращая внимания на сыплющиеся на руку обжигающие искры.

Толстошеий бросился на нее, и она отбила его меч своим, сталь зазвенела, ударила, из его щита полетели щепки, отступила, пытаясь выгадать время, авось что-нибудь придумается, поскользнулась на рассыпавшихся фруктах и едва не упала на стол. Ее рубанули по ноге мечом – над коленом, левое бедро. Она заорала, поперхнулась криком – высокий выдернул клинок, готовясь нанести последний удар.

В бою тебя ранят, и даже если сильно – не снижай темп, не спотыкайся, не сомневайся. И она ткнула в высокого факелом, и он вовремя поднял щит и попятился вниз по ступеням, а красные уголья высыпались ему на спину, полетел пепел.

Она успела пригнуться, хотя не видела, как замахнулся толстошеий, меч просвистел мимо и врезался в ближайшую колонну, полетела мраморная крошка, тени задергались, мельтеша, уворачиваясь. Колючка ударила, но раненая нога не держала, и меч отскочил от латного оплечья и задержал его лишь на мгновение.

И она видела, как течет ее кровь, такая темная в свете факелов, и дорожка из брызг и капель тянется к самому острию клинка высокого. И она видела перекошенное от ярости лицо герцога. И она услышала, как что-то кричит, перегнувшись через перила, Императрица. Наверное, зовет на помощь, вот только помощь не шла. Толстошеий поставил правую ногу на верхнюю ступеньку, следил за ней, не отрывая холодного взгляда, поверх щита. Высокий пытался отряхнуть угли с загоревшегося плаща.

Драться. Надо драться, пока из нее не вытекла вся кровь. Надо нападать. Причем прямо сейчас.

Она отлепила себя от стола, толстошеий ударил и отпрыгнул вниз по лестнице, перескочив через мертвое тело. Раненая нога не выдержала веса тела, подвернулась, но она знала, что так будет. Упала, перекатилась, не попав под удар меча высокого, а тот бил хорошо, наотмашь, рассеченный клинком воздух взъерошил ей волосы. Она поднялась, опираясь на здоровую ногу, и полоснула его, отступая.

Попала она высокому под колено, тот рыкнул, попытался развернуться и упал на четвереньки прямо ей под ноги. Она завела руки за спину, высоко подняла меч и с размаху ударила его по шлему. Ударила с такой силой, что чуть рука из сустава не вылетела, а зубы щелкнули. Клинок раскололся, осколки полетели во все стороны. Вмятина на шлеме тоже вышла приличная, высокий задергался, судорожно задрыгал ногой, разевая рот в беззвучном крике.

Привалило тебе много удачи в бою, сказал бы Одда, потому что ванстерец решил рубануть ее топором и промахнулся буквально на волосок, тяжелое лезвие вырубило здоровенный кусок мрамора. Колючка отпихнула его факелом, ветерок подхватил последние искры. Нога пульсировала болью и не держала. Вообще.

Толстошеий осторожно наступал, прикрываясь щитом. На все найдется свой способ, говорил отец Ярви, но Колючка не могла его отыскать. Слишком тяжелая рана. И их слишком много. Она крепче сжала рукоять сломанного меча, оскалилась – чтоб враг ничего не понял. Она храбрая и сильная и ничего не боится. Пахло цветами. Цветами и кровью.

– Вам смерть пришла, – прошептала она.

Виалина взвизгнула, когда она прыгнула между колоннами – прямо на спину коротышке, прихватила его за бычью шею, вцепившись в запястье руки, которой он держал меч. Он попытался скинуть ее, щит заходил ходуном – и коротышка раскрылся. Колючка пихнула его, левая нога подвернулась, стрельнула болью, но она ухватилась за его кольчугу и подтянулась вверх, зарычала и всадила сломанный меч ему под подобородок. Он плюнул кровью, Императрица завизжала, когда они вдвоем рухнули на нее.

Колючка откатилась как раз вовремя – мимо просвистел тяжелый топор ванстерца и врезался глубоко в грудь толстошеему, рассекая кольчугу. Колючка из последних сил поползла, потянулась к топору – выдрать, забрать себе. Дыхание обжигало горло, грудь ходила ходуном.

– Бранд! – хрипло крикнула она.

Она услышала за спиной шаги, отшатнулась в сторону, увидела, как сверкнуло железо. Герцог ударил ее в щеку, голова дернулась, но это был какой-то слабый удар, она почти не пошатнулась.

Колючка вцепилась в его золоченую нагрудную пластину.

– И это все, на что ты… – прошипела она, но слова утонули в крови, кровь потекла по подбородку.

Что-то у нее во рту застряло. Холодное, твердое, на языке лежит. И тут она поняла – он ударил ее кинжалом. И кинжал теперь торчит из щеки, а лезвие у нее во рту, и он еще держится за рукоять.

Они смотрели друг на друга в темноте, и оба, похоже, поверить не могли, что так получилось. И что она все еще стоит на ногах. И тут в отсветах факельного пламени она увидела, как в глазах его поднялась холодная злость.

Клинок задвигался у нее во рту – вытащить пытается, и она прихватила его зубами, наподдала герцогу коленом в бок раненой ногой, вывернула голову, выворачивая окровавленную рукоятку кинжала из обмякшей руки. И неуклюже отпихнула его в сторону, пошатнулась. Ванстерец снова ударил топором, задел плечо и снес кучу листьев с куста. Она, прихрамывая, пятилась к фонтану.

У всех есть план – но это до того, как начнешь истекать кровью. Она истекала кровью. Горячая кровь текла по ноге, по лицу. Липкая кровь. И планов больше не было. Она харкнула, полетели кровавые брызги.

Ухватилась за рукоять и вытащила кинжал из лица. Почти без усилий. Может, с зубом каким вытащила, ну и ладно. Боги, как голова-то кружится. Нога больше не саднила, просто занемела. Занемела, а еще было мокро и колено дрожало. Дрожало так, что шлепало о вымоченные в крови штаны.

Как в сон-то клонит…

Она потрясла головой, пытаясь вытряхнуть муть, но стало только хуже – сад остался размытым, да еще и закачался из стороны в сторону.

Герцог Микедас вытащил меч и оттаскивал труп толстошеего, чтобы добраться до Императрицы.

Колючка покачала в руке кинжал – тяжелый какой. Словно к нему наковальня привешена. Пламя факелов плясало, дергалось и искрилось.

– Ну же, – просипела она, но язык распух, и слова не пролезали через него.

Ванстерец с улыбкой загонял ее к фонтану – прочь от беседки.

Она оступилась, ухватилась за что-то, ноги подогнулись, но она не упала.

Она стояла на коленях в воде, в темноте плескались рыбы.

Виалина снова завизжала. Голос уже охрип у нее от такого крика…

Ванстерец замахнулся топором, на лезвии вспыхнул свет, перед глазами Колючки поползли оранжевые пятна.

Императрица сказала – не вставай на колени, но она не может подняться.

Она слушала свое дыхание – громкое, трудное.

Плохо дело.

Боги, как же она устала.

– Бранд, – прохрипела она.

* * *

Он бежал вверх по лестнице.

Вот он, сад, там темно, между цветущих деревьев вьется мощенная белым камнем дорожка, статуи, статуи, статуи, в тени деревьев лежат мертвые люди, лежат вокруг залитого светом факелов фонтана…